Не оглядывайся назад!..

Лисица, плотно прижав к голове уши, скользила вопреки всем законам логики, почему-то не ближе к скалам, где её могло ждать спасение, а ближе к воде, оставляя вертолёту простор для манёвра. И бег её, это чувствовалось, был уже на пределе сил. Иногда она, сбавляя ход и задрав вверх свою оскаленную мелкими острыми зубами мордочку, тщетно пыталась устрашить своего грозного преследователя…

Что она делала на припорошенном снегом льду? Что занесло её сюда на свою беду? Может быть, она мышковала у подножья скал?..

На какое-то время мы потеряли лисицу из виду. Вертолётчик по возрастающей траектории со стороны моря делал очередной заход, пытаясь, как и в первый раз, боковым колесом шасси оглушить свою жертву.

Я видел, как от быстрого бега рыжий, лоснящийся мех зверька от загривка до хвоста колышется мягкими упругими волнами. Бока её ходили ходуном. От столь стремительного бега лисице явно не хватало воздуха. И я понимал, что следующий, третий заход вертолёта на «исходную позицию», скорее всего, станет для неё последним.

Однако Судьба распорядилась по-другому. Резко изменив направление бега, лисица успела юркнуть в небольшую расщелину скал, скорее всего, пробитую в них упрямым безымянным ручейком, образующимся каждую весну при таянии снегов.

Тень вертолёта скользнула по скалам, едва не зацепив винтом отвесную «стену», и, резко взмыв вверх, машина стала удаляться от такой опасной близости.

– Ушла! – искренне огорчился пилот, переставший мне нравиться. – Обычно на втором-третьем заходе, если даже колесом не зацепишь, любая зверужина дохнет от разрыва сердца. А эта, смотри, ускользнула, – посетовал он на лисицу. – Чуть винтом из-за неё по скале не чирканул. Кельдым бы нам тогда всем был…

Машина уже выровняла курс, достигнув необходимой для безопасного полёта высоты. И вновь – с левой стороны стало видно зелёное, с частыми белыми проплешинами, застывшее какое-то беспределье тайги; с правой – безжизненное, равнодушное, отливающее сталью вод пространство пролива с искристо сверкающей полосой припая.

Через некоторое время впереди, в долине широкой реки, кое-где отливающей зеленью льда, на пологом её берегу замаячили почти занесённые снегом дома небольшого посёлка.

Вертолёт плавно пошёл на снижение, прицеливаясь к центру ровной заснеженной поляны, у отдельно стоящего на мысу, на другом берегу, добротного бревенчатого домика-метеостанции, расположенного вдали от деревни. Взвихрив вокруг себя снег, машина мягко приземлилась, и через минуту, до звона в ушах, наступила волшебная, желанная, первозданная тишина…

Шарик первым с радостным визгом выпрыгнул на снег в боковую дверь вертолёта и наперегонки с самим собой начал носиться вокруг этой притихшей махины, пытаясь догнать кончик собственного хвоста.

Дверь метеостанции отворилась, и из неё на крыльцо вышел бледный высокий худой человек с чеховской интеллигентной бородкой. Чем-то он даже напоминал Антона Павловича – только что был без пенсне.

Мы с Юркой поприветствовали его и стали выгружать свои пожитки. Я выкидывал их из нутра вертолёта, а он подхватывал очередной мешок или коробку и быстро ставил на землю.

«Антоша Чехонте» – начальник метеостанции и вертолётчик, державший в руке небольшой брезентовый мешок с почтой для посёлка, зашли в дом.

Минут через десять они появились вновь.

Пилот забрался в кабину. Через стекло помахал всем рукой, привычно улыбнулся (мне показалось, что он незаметно, как прозрачную маску с улыбкой, натянул её на себя вновь) и тут же, позабыв о нас, повернул голову к приборному щитку и включил двигатель.

Мотор взревел. Всё быстрее и быстрее закрутились винты машины, перемалывающие прозрачный воздух и превращающиеся из отдельных лопастей в едва различимый круг. Опять взвихрился лёгкий снег, и вертолёт, почти скрытый теперь устроенной им же пургой, спокойно оторвался от земли, стал подниматься и одновременно, уменьшаясь в размерах, удаляться от этой поляны, от нас, от посёлка…

Через недолгое время он превратился сначала в зелёный кружок, потом – в точку, исчезнув совсем в голубом просторе неба, словно всосавшего его в себя.

К нам подошёл начальник метеостанции.

– Валентин Семёнович… Выхин, – представился он. – Добро пожаловать, – указал рукой на дверь метеостанции, когда мы тоже назвали себя.

На ходу Выхин сообщил, что до зимовья нас доставит на мотоцикле с прицепными санями Василий Спиридонович Нормайкин, его тесть, который здесь «служит егерем».

– Вам о нём в госпромхозе должны были сообщить… Да вот он и сам катит, – оглянулся Выхин на звук мотора. – Видно, вертолёт услыхал.

Из деревни по укатанной белой дороге в нашу сторону ехал довольно допотопный мотоцикл с прицепленными к нему сзади и болтающимися из стороны в сторону пустыми санями. Он по льду пересёк реку и начал забираться на мыс.

– Ну, пойдёмте в дом, что попусту мёрзнуть, – сказал Валентин Семёнович, открывая дверь. – Василий Спиридонович подъедет – зайдёт.