Читаем Не оглядывайся назад!.. полностью

Все вновь рассаживаются по местам. И сидящая напротив нас мама, пытаясь повернуться, – одновременно и к нам, и к своим соседям-тунгусам, и к спящему мужику, – спиной, начинает кормить своего младенчика грудью. Грудь у неё белая, упругая, с тёмно-вишнёвым, как крупная перезревшая брусничина, соском. И взгляд от этой полной, трепещущей силой и жизнью груди отводится с трудом. Да ещё ловишь себя вдруг на мысли, что непротив бы был сейчас оказаться на месте этого счастливого почмокивающего малыша…

Об этих нескромных мыслях я Тае конечно же не рассказывал, оставляя их за рамками повествования. Хотя всё это и происходило ещё задолго до нашего с ней знакомства.

Или вдруг вспомнится, как меня учит разным житейским хитростям бывалый охотовед, с которым мы вместе квартируем в Ербогачёне, на самом севере Иркутской области, у какого-то давнишнего его приятеля, поднимающегося со своей железной кровати, – на которой он возлежит и днём и ночью, на замызганной постели, прямо в одежде, но… обязательно снимая ичиги, и которую он, порой, даже не расстилает, – только в трёх случаях: если есть возможность «принять», хлобыстнув залпом стакан водки, или – сходить в магазин, для того, чтобы было что принять, когда ему дают на это деньги, или опять же сходить, но уже – «до ветру».

По поводу – «до ветру» меня как раз и вразумляет мой старший товарищ.

– Ты здесь, когда в уборную идёшь, с собой газету целиком бери, – наставляет он. – Там её с двух сторон ногами к полу, над дырой, прижми и на неё прямо нужду свою справляй. Потом с газетки сойди, и она, словно «бонба с ядерной начинкой», в выгребную яму спикирует. А без этих предосторожностей здесь над дырой не усидишь – кишки простудишь. Холода-то вишь каки стоят, под пятьдесят градусов. И снизу таким пронзительным сквозняком тянет, что, не ровён час, всю задницу обморозишь…

А вот уже второй его рассказ-наставление: как выбирать хороших промысловых собак:

«Собираюсь я как-то на кабана. В Хабаровском крае дело было. Следы свежие накануне вечером прямо за околицей посёлка обнаружил… А собаки хорошей нет. Одна сучонка маломалешная. На белку ещё туда-сюда, а на кабана – нет, не пойдёт, забоится. Да к тому же после течки только. Ну, беру её от безысходности, что делать-то? Хоть сигнал вовремя подаст и то ладно… А тут за ней, на улице, на запах этой самой, только что закончившейся течки, почти все беспривязные кобели устремляются. Да и сучонки бесхозные – тоже к общей стае прилепляются. Хорошо, думаю. В деле я вас и проверю. А надо сказать, что местные беспризорные собаки в лес с любым человеком идут, особенно если он с ружьём. У них тогда всегда есть надежда чем-то поживиться.

Из посёлка, значит, вышел – сучонку свою с поводка спустил. Она след сразу взяла. А тут на неё какой-то кобель взгромоздился, не успел я и глазом моргнуть. Ну, шмальнул я его из карабина – он и отвалился, не успев даже, наверное, понять перед смертью, что произошло. Обдирать я его не стал, чтобы время зря не терять. Кабана надо сначала добыть, думаю. А шкурой уже на обратном пути, если время будет, займусь.

Собачонки от выстрела сначала разбежались кто куда, а потом снова в кучу сбились. И к сучке моей больше уж никто не пристает. Правда, кто работает, а кто только вид делает… А две псинки вообще назад в посёлок удрапали, от греха подальше. Однако штук шесть-семь кроме моей сучонки ещё остались. Сообразили, что на охоту их взяли.

Через какое-то время вижу: две собаки отстают, ленятся. Просто так за остальными сзади тащатся. Ненужный балласт, одним словом… Ну, где шли, там и легли, слегка подёргавшись, после двух выстрелов. Остальные, видя такие примеры, ещё усерднее заработали. И от выстрелов уже не шарахаются. А часа через полтора, глядь, и кабана обложили. Слышу лай впереди непрерывный, беспорядочный, злобный. И с одного места звук доносится. Остановили, значит.

Поспешаю, почти бегом по неглубокому снегу бегу. Запыхался. Выскакиваю на полянку – точно, секачишку небольшого окружили. А он только башкой своей чугунякой туда-сюда вертит от недоумения и наглости собачьей, то одну, то другую отогнать пытаясь. Так и крутится на одном месте, а те вокруг носятся и сзади или с боков его куснуть норовят…

Четыре собаки хорошо работают, азартно, рисково даже. А один здоровенный кобель, гляжу, только вид делает, что злобится, да для отводу глаз полаивает, а сам подальше от кабана держится, чтобы тот его, рассвирепев окончательно, случайно клычищем своим не зацепил.

Я первым же выстрелом кабана уложил. Удобно он так ко мне боком развернулся и даже не заметил, по-моему, как я к полянке подбежал. А вторым – кобеля этого – показушника «к высшей мере приговорил»…

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза