Не оглядывайся, старик (Сказания старого Мохнета)

Гюллю по обыкновению сграбастала меня в охапку, принялась тискать и целовать. Запах мыла душил меня, я рвался из ее рук, мама хохотала, глядя на нас, а бабушка Фатьма сказала с улыбкой:

- Хватит тебе. Угомонись! Не мучай ребенка.

Не переставая хохотать, Гюллю наконец выпустила меня. Бабушка Фатьма открыла деревянную табакерку.

- От Нури ничего не слышно? - спросила она, скручивая папиросу из желтого, как шафран, крупно нарезанного бахромчатого табака.

- Вчера из Шуши приехал Мешади Тара, говорил их отцу, - мама показала на нас с сестренкой, - что видел Нури и дал ему золотой десятирублевик. (Никогда, ни наедине, ни при посторонних мама не произносила папиного имени. Он тоже никогда не называл ее по имени. Почему, это долго оставалось для меня тайной).

- Нури что - просил у него денег?

- А с чего бы Мешади Гара стал совать ему золотой?!

Бабушка кашлянула, будто подавившись дымом.

- Две недели тому назад отец послал целый вьюк продуктов, пробормотала она. - И деньги послал, а этот паршивец швыряет их, будто сор!

- А все ты! - сердито бросила мама. - Ты сына избаловала! Мало того, что отец то и дело деньги шлет, и ты норовишь тайком сунуть!... У других тоже сыновья учатся, но чтоб столько тратить!... - Она с негодованием отвернулась.

Бабушка вставила папиросу в мундштук, зажгла ее и молча затянулась. Я чувствовал, что хотя она не возражает маме, на сына все равно не сердится не может она сердиться на Нури.

- Сколько раз его в публичном доме видели!... - Мама никак не могла успокоиться. - Пристало мальчишке по бабам шляться?

Я слушал и, хотя ничего не понимал, чувствовал, что в словах этих есть что-то стыдное. Гюллю прислушивалась к разговору с нескрываемым любопытством.

- Все равно добро впрок не идет! - сказала вдруг бабушка. - Что твой отец ни получит, все братцу своему шлет, чтоб его пуля пробила!

Это я понял. Бабушка Фатьма часто говорила об этом и всегда сердилась.

- И ведь не думает, что у самого сын подрос, не сегодня завтра женить надо. Никаких забот! Все туда, все туда!...

Мама любила дядю Айваза, довольно еще молодого веселого мужчину, а потому тотчас вступилась за него:

- Ну не может же отец бросить родного брата. Сын есть сын, брат есть брат.

- Помолчи! - вконец разъярилась бабушка. - Поменьше бы защищала проходимца! Мягко стелет, да жестко спать! Язык-то сладкий, вот вам и кажется - порядочный человек. А когда Байрам привез меня из Шуши, он не хуже матери своей бушевал! Срамили, сразили, шушукались за спиной: "Ишь отыскал - всей Шуше на зависть! Нашел женушку!... Удружил нам подарочком!..."

Мама молча улыбалась...

КЫЗЫЛБАШОГЛЫ

Кызылбашоглы Али, сопровождавший бабушку Фатьму, был высокий парень с длинными рыжеватыми волосами; на нем были сапоги, чоха и десятизарядный маузер в деревянной кобуре.

Он был родом из древнего племени Шахсевен, часть которого жила здесь, а часть - в Южном Азербайджане. Кызылбашоглы Али состоял в личной охране дедушки Байрама.

- Как жизнь, сестрица? - приветливо спросил Али маму, усаживаясь на стул, который подала Гюллю.

- Отца одного бросили? - вместо ответа спросила мама, смягчив свой вопрос улыбкой.

- Что значит одного? Это же Байрам-бек!... Все его именем клянутся! И я ведь сейчас же обратно.

- Ночью? - удивилась мама.

- А чем плоха ночь? Днем жарко...

- Ты поедешь один? - изумился я. Я знал, что Али славится храбростью, и все же спросил: - Ты что же - гачагов не боишься?

- А что их бояться? - спросил он, сверкнув зубами в улыбке. - Гачаг тоже человек.

- Дядя Али и сам был гачагом! - мама как-то непонятно усмехнулась.

Кызылбашоглы молча встал и пошел за конем, который пас ся в клевере у арыка.

- Поел бы, - сказала бабушка, когда он привел коня. - Потом поедешь.

- Я в городе ужинал, - ответил Али. И попросил Гюллю: - Сестрица, там, в доме мое ружье, принеси!

Опередив женщину, я бросился в дом, притащил его пятизарядку с укороченным дулом и набитый патронам: пояс.

- Счастливо оставаться! - ловким движением Али вскочил на высокого пегого жеребца. - Что передать от вас?

- Нам главное - отца береги! - сказала мама.

- Это - будьте покойны!

Кызылбашоглы чуть шевельнул ногами, и конь рванул с места.

- Пойди плесни ему вслед воды! - сказала бабушка. Гюллю побежала в дом и, вернувшись с кружкой, плеснула на землю соды.

Мелькнув за деревьями, Кызылбашоглы исчез, растворился. Я подумал, что, расставшись с нами, он остался совсем один; солнце скоро зайдет, наступит ночь, а он будет ехать среди безлюдной молчаливой степи. А вдруг наперерез гачаги? Тогда... Тогда он выхватит из деревянной кобуры свой маузер и начинает палить!... Ведь он никого и ничего не боится,

Рассказывают, что как-то ночью в глухой степи навстречу ему выехало трое конных. Кызылбашоглы был безоружен, но воспользовавшись темнотой, схватил плетку с рукояткой из джейраньей ноги и как револьвер направил ее на гачагов: "Бросай оружие! Десять пуль - всех перебью!,"