Не Он

Кристофер Хант здорово рисковал, решив жениться на богатой наследнице. Я верю, что возможно, изначально он был искренне влюблен. Самое неприятное, что может случиться с мужчиной — неспособность оправдать ожидания, не дотянуть до той планки, которую решил покорить. Как бы не прогнулась под мужа Элинор Хант, она все равно оставалась дочерью богатейшего человека города, а он сыном садовника. Постепенно день за днем слепая любовь превратилась в слепую ненависть. Элинор не была виновна в том, что Кристофер не смог обеспечить ей привычный уровень, но именно это стало причиной конфликта. Хант жил на подачки ее отца, сам при этом ничего из себя не представляя. Сложно признавать собственную никчёмность, гораздо проще назначить виновным другого. И этим другим стала Элинор, инфантильная, избалованная дочка богатого отца. Именно к такому выводу я пришел, изучив подробное досье, предоставленное Дафной.

Пока мне наверняка известны три факта. Кристофер изменял своей жене. Травил ее токсичными веществами и жаждал стать богатым вдовцом. Нет, вы не ослышались. Вариант плана, составленного Даф для любовника, включал случайную смерть законной супруги. Это и стало тем самым крючком, на который Ханта поймала моя лучшая ученица. Признания ее недееспособной Кристоферу было недостаточно. Ведь в этом случае он оставался связанным с ней брачными узами и их общим ребенком, являющимся фактическим наследником. Сейчас мальчик находится на попечении тетки Кристофера, прекрасно осведомленной о намерениях племянника. То есть госпожа Келли Хант в доле.

Остается непонятным, как Ханту удалось подвергнуть супругу токсичному отравлению, не затронув при этом здоровье сына. Каким бы подонком он не был, мне сложно поверить, что Кристофер подверг бы собственного ребенка опасности. К тому же от мальчика зависело будущее благосостояние собственного отца. Думаю, что этот момент мне прояснит сама Элинор Хант, когда представится удобный случай. Я не торопил нашу встречу. Моя стратегия никогда не формировалась впопыхах. Но в случае с Эль изначально все пошло не по плану.

Она пришла ко мне сама.

Однажды поздним вечером я услышал шаги в коридоре. Кто-то неторопливо и целенаправленно приближался к моей палате. О том, что это была Элинор Хант, я узнал чуть позже. Эль остановилась рядом с приоткрытой дверью и, прислонившись спиной к стене, сползла на пол. Какое-то время она тяжело дышала, а потом начала говорить.

Не со мной. Ее монолог предназначался самой себе. Возможно, тишину за моей дверью она интерпретировала по-своему, решив, что палата пустует, и у ее исповеди нет слушателей.

Первой фразой, что она произнесла, было:

«Я должна купить новый глаз для Барни».

Я не вникал в смысл, меня поразило другое. Голос звучал так, что я без труда мог представить выражение ее лица в это мгновение. Меня бросило в дрожь, а потом в жар. Перед мысленном взором стояли распахнутые зеленые глаза, с любопытством изучающие мое лицо. Это было невозможно, ведь Элинор находилась по ту сторону двери, но я видел, отчетливо видел, как двигались ее губы, когда она произносила:

— Он просил меня написать его портрет к годовщине свадьбы. Злился, что за столько лет я никогда не пыталась…. Я старалась, правда… но у меня не получилось. Каждый раз, когда я брала в руку кисть, перед глазами простиралось озеро кипящей ртути. Я никак не могла увидеть его лицо… оно словно ускользало, растворялось, становилось чужим.

Сама того не сознавая, Элинор Хант предоставила мне недостающие фрагменты пазла, подсказав, где скрывалось токсическое вещество, и почему его воздействию не подвергся ребенок.

Краски. Психику и здоровье Элинор убивали краски, в которые ее муж добавлял ртуть. Отсюда и внезапное требование написать его портрет к годовщине свадьбы. Раньше он же как-то жил без изображенной на холсте собственной физиономии? И Ханта нисколько не задевало, что жена готова рисовать кого угодно, но не его.

— Ты можешь попытаться снова, — отозвался я, и тишина за дверью стала осязаемой, густой, бесконечной. Она поглотила нас обоих, впустив в портал, о существовании которого мы оба не подозревали.

— Я не могу, — спустя вечность, проведенную за пределами этой реальности, прошептала Элинор Хант.

Я почувствовал привычную уже резь в глазах и, закрыв их, увидел сквозь разделяющее нас пространство, как Элинор поднимает голову вверх, наблюдая за крупинками пыли вокруг свисающей с потока лампы. Это было невероятно и безумно, но вполне соответствовало месту, в котором мы находились.

— Я не помню. Не помню его лицо, — глубокий вдох разрезал уплотнившееся безмолвие, и я физически ощутил поток исходящей от нее ярости. Я ожидал других эмоций — страх, растерянность, отчаяние, но она буквально кипела от гнева, обращенного не на саму себя, а на виновника своего состояния. Подсознание Элинор Хант знало правду, но отказывалось принимать.

— Я знаю, как помочь тебе вспомнить.

— А если я не хочу?

Ее вопрос повис в воздухе, сказав все, что мне нужно было знать. Нет, больше, больше, чем я хотел бы знать.