— Мне нужно в душ, — запинаясь, бормочет Элинор, нерешительно перешагивая порог. Она чувствует себя пропитанной кровью Дика. Всем этим бесконечным ужасом, обрушившимся на нее в десятый юбилей свадьбы. Чем она заслужила эту кару?
— Не нужно, Эль, — жестко возражает Кристофер, нетерпеливо постукивая пальцами по стеклу.
Его самообладание достойно аплодисментов. Когда он научился этому качеству? Когда стал непробиваемой гранитной скалой?
— Ко мне, — приказ легко срывается с его губ, но тяжело бьет по ранимой психике Элинор.
Заворожённо глядя на стекающие по стеклу алые капли, она подчиняется, делая неуверенный шаг. Потом еще один. Бунт подавлен, раздавлен, превращен в пыль. Невыносимое напряжение усиливается с каждым пройденным метром. Грудь наливается под тонкой тканью вульгарного платья. Обласканные нежнейшим шелком соски твердеют и приподнимаются. Хочется прикрыться, но она продолжает идти, ощущая, как быстро намокают собственные трусики. Клитор все сильнее пульсирует между набухших половых губ. Она чувствует этот ноющий зуд внутри, ощущение пустоты и влагу, обильно покрывающую прозрачное кружево белья. Отчаянная похоть, дикий стыд и жадное предвкушение.
Неужели все так просто?
С каких пор для нее все стало настолько просто и примитивно?
Или ей только кажется, что просто, и в нем говорят уязвлённая гордость и боль? Крис всегда был ревнив, но никогда не был жесток. Теперь все наоборот… Или нет?
— Я же любила тебя, Крис, — беспомощная, растерянная разворачивающимся клубком противоречивых эмоций, тихо произносит Лин, вставая рядом с мужем. Он вздыхает, оставляя облако пара на стекле. Его вдруг изменившийся запах заполняет ее рецепторы, проникает в вены, циркулирует в крови. Аромат знакомого и любимого парфюма стерся с кожи Кристофера. Морская соль, ветер, холодный дождь и ледяная ярость — вот так ее муж пах сейчас.
— И ты тоже меня любил. Я точно знаю. Я не могла этого забыть, — отчаянно продолжает Элинор, глядя как ожесточённо барабанит ливень в закрытые окна. Так же бьется и она — в сердце хранящего молчание мужа.
— Всему должно быть объяснение! — так и не дождавшись ответной реплики, в сердцах бросает Лин. — Я бы никогда тебе не изменила, Крис, — повернув голову, она смотрит на его чеканный правильный профиль, закрытий от проявления каких-либо чувств. — Если только…
— Если только? — не шелохнувшись, перебивает ее Крис. — Ты только что сказала: «никогда бы не изменила тебе», а секунду спустя говоришь: «если только». Это лицемерие, Эль. Или да, или нет. Все что между приравнивается к «да.» Ты бы изменила мне. И ты это сделала.
— Я… — измученно выдыхает Элинор, застыв с открытым ртом и силясь произнести хоть что-то вразумительное.
— Я никогда не дрался, Эль, — резко меняет тему Крис. Она смотрит, как быстро пульсирует вена на крепкой шее мужа, ее снова пронзает дикое возбуждение, вынуждающее сжимать бедра. — И знаешь, это оказывается очень просто. И чертовски приятно.
— Крис…, — она шокировано смотрит, как мужские губы расплываются в блаженной улыбке. Он сгибает и разгибает пальцы, заворожённо глядя, как от каждого движения кровь начинает сочиться сильнее.
— Что, Эль? — спрашивает Крис, не отрываясь от любования своей разбитой кистью.
— Этого не может быть…
— Чего именно?
— Ну, что ты не дрался. Ты же вырос в гетто, — произносит она.
Жуткая улыбка исчезает с красивых губ Кристофера, лицо вновь сковывает отчужденное выражение. Медленно повернув голову, он смотрит на ее грудь, отчетливо выделяющуюся через тонкое платье. Его взгляд ощущается, как прикосновение, обжигает, жалит, превращая все напряженное тело в оголённый провод.
— Сними его, Эль, — дыхание Кристофера становится глубже, тяжелее, и она непроизвольно подстраивается под его ритм, догадываясь, что произойдет дальше, но не представляя, как именно это будет. Лин не помнила свои измены, для нее измена происходит сейчас, и судя по тому, как неистово, до умопомрачения хочется, чтобы этот незнакомый опасный мужчина трахнул ее, она действительно это делала... с другими.
— Крис, мне так жаль, — тихо говорит она, неловко прикасаясь к его плечу, а второй рукой нервно дергая замочек молнии на спине. Платье медленно соскальзывает вниз, к носкам лакированных туфель. Совсем, как… и в тоже время совсем не так.
— Прости меня, если я причиняла боль. — пальцы неуверенно поднимаются выше, гладят покрытую ключей щетиной щеку. — И продолжаю причинять сейчас. — оторвав алчный голодный взгляд от ее торчащих сосков, мужчина смотрит в позеленевшие от слез глаза. В глубинах широких зрачков плавится сталь, взрываются далекие звезды. Холодные и обжигающие.
— Мне безумно жаль, Крис, — искренне шепчет Лин, испытывая дикую жажду прижаться к нему, почувствовать кожей, вспомнить... — Не знаю, что со мной произошло. Что произошло с нами, — облизав пересохшие губы, Лин смотрит в его неприступное лицо, мысленно умоляя услышать, понять и, может быть, простить.