Не осенний мелкий дождичек

— Примерно что и ты. Чепе — да, но такого рода чепе, что… Причина слишком личная, на всеобщее обозрение не вынесешь, резолюции не напишешь. И Нина Стефановна работает в школе…

— В общем-то… — чуть замялся Владимир. — Я навел кой-какие справки. Коля на стройке металлургического, живет в общежитии. Ты шепни потихоньку Нине Стефановне, чтоб не очень волновалась, мол, парень на месте…

— Разыскал? — Валентина обрадованно обняла мужа за шею. — А говоришь, нет времени для работы. Теперь мне понятен Сашка с его шапкой…

— Что еще за Сашка?

— Там, во Взгорье, всучил парнишке, под видом обмена, теплую свою шапку… А ведь, как и ты, на словах бывал недобрым.

— Мало ли что я скажу, — озорно провел пальцем по ее носу Владимир. — Люди нередко делают совсем не то, что говорят. Так что, поверь, я не самый худший вариант из подобных человеческих особей… И разве могу я забыть Афанасия Дмитриевича Хвоща? Такие люди, как Хвощ, при жизни кажутся очень обычными из-за беспредельной своей скромности, годы должны пройти, прежде чем разглядишь, поймешь, что они такое были… Вот ты говоришь, Валюша: Иван Иванович, Илья Кузьмич… А ведь они слывут деловыми людьми.

— По-настоящему человека знает лишь тот, Володя, кто зависит от него. Только тот, кто хоть в чем-либо зависит… О чем было у вас совещание?

— По вопросам народного контроля. Чередниченко здорово выступал, факты убийственные… Седой уже весь. А боец, Вот кто из племени несдающихся. Коммунист закаленный.

— Николаю Яковлевичу сам бог велел, он райгосконтроль. Тебя-то зачем на совещание? И так по два на каждый день.

— Пятнадцать тысяч гектаров, пять сел, две с лишним тысячи людей, в том числе сто двадцать два народных контролера… Это тебе не причина? — рассмеялся Владимир.

— Причина! — согласилась она.

— Думаешь, чего я примчался ночью? Представил, как ты плачешь тут одна… Дорогой под воркотню Антоныча об огурцах вспомнил нашу с тобой встречу, даже испугался: а если бы я не сообразил тогда поехать к вам во Взгорье? Не сняли бы дачу? Что была бы за жизнь без тебя…

— Господи, да еще немного, я и сама помчалась бы разыскивать тебя в Вологду!

— Правда? Вот не знал, а то уж постарался бы соблюсти свое мужское достоинство. Значит, ты ни о чем не жалеешь? Совсем ни о чем? Ведь ты горожанка, а со мной — навсегда в село.

— Я выросла в тихом городишке, Володя… Взгорье вообще не думала оставлять. — Валентина не умела объяснить, это было трудно объяснить, что она действительно привязалась к сельской, глубоко осмысленной, на ее взгляд, глубоко плодотворной жизни. Полюбила простор, тишину, ранние рассветы и закаты, запах волглых полей, осенние густые краски… Только тут, где она провела многие, лучшие свои годы, где все вокруг стало родным и привычным, ей покойно и хорошо. — Мы ведь могли… Тебя не раз приглашали в область.

— Люблю землю, Валюша. И я благодарен тебе, что не заставила, не увезла. Тут моя родина, мое все. Кто-то должен оставаться на родном месте, делать здесь жизнь. — Владимир обнял ее одной рукой, сказал растроганно: — А помнишь, как мы с тобой заблудились во взгоренском лесу? Какие пирожки с малиной пекла Мария Тихоновна! Трудно представить, что ее мужа, Павла Ивановича, нет в живых. Вот был сгусток энергии! Умер от боевых ран через двадцать лет после войны… Мы тогда часто ходили на могилу бывшего вашего директора, того, что потерял в войну семью. Ты рассказывала о нем как о честнейшем человеке…

— Да, Александр Борисович был по-детски наивный, неустроенный, удивительно скромный и честный. Умер внезапно, от сердечного приступа. — Валентина перебирала пальцами мягкие волосы мужа. Господи, сколько в них седины… Ей сорок девять, ему пятьдесят четыре. Не старость еще, но уже и не молодость, зрелые годы… — Как и Сергей Сергеевич Чурилов, и Анна Константиновна, и моя мама… Может быть, это профессиональная смерть учителей, Володя? Ведь они отдают детям сердце свое до конца.

— Полагаешь, мы, хозяйственники, не до конца отдаем свое сердце? Будь у меня два, три сердца, на все достало бы тревог и волнений… Кстати, куда подевался наш прекраснейший Бочкин? То через день да каждый день… Вы что, поссорились?

— Нет. — Валентина помедлила. Все равно не сможет утаить, лучше сейчас. — Представь, он вдруг вообразил, что любит меня.

— Вдруг? — Владимир покачал головой, усмехнулся. — Отчего у тебя на лице мировая скорбь, Валюша? Любит, и хорошо. Только ты, дружок, и не знала этого… Значит, сказал все-таки. А ты?

— Что я? — недоуменно вскинула брови Валентина.

— М-да, вопрос праздный, — согласился Владимир. — Позвони-ка ты ему завтра, чтоб приезжал. Нечего нам на старости лет дружбу рушить, тем более что откровения-то не новые… Ну, я спать, аж голова гудит, устал очень. День выдался шальной, завтра не лучше: приедут соседи подводить итоги соревнования…