Не осенний мелкий дождичек

— Чудо! Прелесть! Опять Петр Петрович привез? Господи, на такого мужа только молиться, а вы… — сбросила на кресло шарф, медленно повернулась перед зеркалом, разглядывая свое платье, открытое, с глубоким вырезом на груди, в котором поблескивал на золотой цепочке медальон. — Идет мне?

— Идет, идет! — рассмеялись Валентина и Тамара Егоровна.

— Жинки нынче, як цветы, — вздохнула тетя Даша, любуясь на платье Валентины — длинное, до пят, только что-сшитое: в таких по вечерам щеголяли все на курорте. — Грахвини прежде так не ходили. И не праздник який, будний день.

— Нет, хорошо… — Света сидела, вжавшись в уголок дивана, ее синий с красной отделкой спортивный костюм тоже смотрелся элегантно. — Просто собрались. Просто женщины. Разговор о тряпках, о мужьях… хорошо!

— И о детях. — Нина Стефановна, в алом кримплене, с алой заколкой в темных волосах, с коралловыми клипсами в мочках маленьких ушей, выглядела неузнаваемо-счастливой. — Коля письмо прислал! Извинись, пишет, мама, перед Тамарой Егоровной, что подвел я ее. И Валентину Михайловну… Верно, ругают их за меня. Скоро приеду, сам извинюсь.

— Где вы достали такие клипсы, Нина Стефановна? — не слушая ее, замерла Алла. — Я думала, у вас ничего подобного нет!

— Есть, и будет, и знаем, где взять! — задорно блеснула глазами Нина Стефановна, вдруг ярко напомнив Валентине ту давнюю, порывистую пионервожатую, вместе с которой и с Чуриловыми воевали они когда-то против всего «рыбинско-сорокапятовского» в школе. — Ох, девочки, я будто от страшного сна проснулась! То было не горе, а вот когда сын ушел… Останься он тут, может, со зла да обиды натворил чего…

— Натворить бы не натворил, а душой мог сломаться, — кивнула Тамара Егоровна.

— А я, представьте, сегодня по дороге из школы встретила Огурцову! Такая важная дама, фу ты, ну ты! — уже забыв про клипсы, сообщила Алла Семеновна. — Меня вроде не видит, а я, назло ей, поздоровалась, остановила, говорю: «Почему вы не бываете в школе, товарищ Огурцова? Ваш сын — хулиган и бездельник». Она фыркнула — и от меня.

— И очень плохо, — сказала, разглядывая рюмку с вином, Света.

— Что плохо? — дернула плечиками Алла Семеновна.

— Да вот так… запугивать родителей.

— Ну да, ее запугаешь! — сделала гримаску Аллочка. — Этот Огурцов с виду тихоня, а знаете, что выкомаривает? Привязал к парте косы Инны Котовой, и будто не его рук дело. Идут мимо него к доске, обязательно подставит ножку. Ему ничего не стоит и учителя оскорбить!

— Особенно если сначала учитель его оскорбил, — не сдержалась Валентина, хотя вовсе не думала затевать на девичнике речь о случае с Ромой. — Как бы мы ни были возмущены и взволнованы, приходится выбирать слова… — Наткнувшись на чуть удивленный взгляд Тамары Егоровны: деловые разговоры на девичниках не были в чести, она замолчала.

— Вот, вот, клюйте меня, ругайте! — обидчиво надула губки Алла Семеновна. — И за что вы меня не любите? Кому я сделала плохое? — Она действительно не понимала, не умела осознать своих поступков. Был ли смысл продолжать?

— Я, признаюсь, переволновалась за Колю, — повернулась Валентина к Нине Стефановне. — Он ведь не скрыл от меня… Что было делать? Сказать, не сказать? И так плохо, и так нехорошо.

— Да, — Тамара Егоровна смотрела задумчиво, ей было над чем задуматься, тоже нелегко, верно, на сердце. — Всегда ли истинно то, что мы думаем о том или ином ученике? Всегда ли верен тот выход, который нам кажется единственно возможным? И почти невозможно предугадать конечный итог наших действий… — Она сказала «об ученике», но чувствовала Валентина, не только детей видела сейчас перед собой Тамара Егоровна, не только о них думала — но муже. — Вы очень верно сказали, Валя, на педсовете: воспитывать среду. Каждый человек что-то дает людям и что-то берет от них. Мы подняли на щит самообразование. А самовоспитание, самокритика? Мы как-то затерли, заносили эти слова, почти не применяя их в действии. Критиковать кого-то, воспитывать кого-то — да! Тут мы герои! Но когда нужно представить, что воспитывать-то надо себя, критиковать себя… Что-то нет Евгении Ивановны, — вдруг переключила она разговор. — Не заболела?

— Горюет по Анне Константиновне, — начала было Валентина, но вмешалась Алла Семеновна:

— А она не ходит туда, где я! Свекрови все поначалу не признают невесток!

— Вы что, вышли замуж за Славу? — подняла брови Тамара Егоровна.

— Еще не вышла, — мельком взглянула на Валентину биологичка. — Но, видимо, выйду. Ах, довольно морали, лучше вспомним молодость, Ниночка! — включив магнитофон, ухватила за талию Нину Стефановну. — Я соломенная невеста, ты соломенная вдова, чего бы нам не сплясать? — Они принялись выделывать такие коленца, что тетя Даша уткнулась со смеху в платок и Света, неприязненно поглядывавшая до сих пор на Аллу, выбежала к ним за компанию — благо в новомодных нынешних танцах можно было обойтись без партнера.