Когда-то тут жили. В грязи лежали остатки «пирамиды» для оружия и снаряжения, а подальше видны были остатки стола и нескольких топчанов. Дерево разбухло и ползло под пальцами, как мыло. На каменных стенах сохранились следы деревянной обивки из планок. А на них, в свою очередь, еще различались лохмотья, в которых я с удивлением узнал когда-то висевшие на стенах рисунки, плакаты и прочее. Что там было на них изображено – непонятно, однако не вызывало сомнений: когда-то тут жили, и жили постоянно.
– Смотри! – изумленно сказал Колька, касаясь пальцами стены. Там сохранились остатки более плотной бумаги – старая фотография на толстом картоне: – Это же…
– Черт побери, это ваш Сталин! – вырвалось у Йенса. – Честное слово!
Да, с фотографии на нас смотрел мудрым и веселым взглядом «отец народов» – слегка расплывшийся, но еще вполне узнаваемый. Пока я переваривал увиденное, Игорь тронул меня за плечо:
– А вот тут посмотри, Олег…
В углу лежали ящики – много, тоже наполовину утонувшие в грязи, – а на них доска, очевидно, упавшая со стены, в ней торчали ржавые остатки гвоздей-самоковок. На доске сохранились разводы, когда-то бывшие буквами, но еще вполне читаемые и сейчас.
– «Полевой… лагерь… – прочитал я, – 2-й Кругосветной Сталинской пионерской… экс… а, экспедиции!.. 1934 год». Ничего себе…
В ящиках, крышки которых распадались в руках, лежали когда-то продукты, но это угадывалось только по запаху гниющей органики. Точнее – пере-перегнившей.
– Вторая Кругосветная Сталинская пионерская… – повторил я. – Ну, давали парни.
– Если они и погибли, то не здесь, – все еще озираясь, сказал Йенс. – Но запасов не забрали, значит, что-то случилось…
– Да что случилось, что случилось, – проворчал Олег, – убили. Или урса, или еще кто…
Он, кажется, собирался и дальше развивать эту тему, но внутрь соскочил Ромка.
– Олег! – крикнул он. – Посмотри, что там! Это… Это что-то!
– Что – «что-то»? – Я, подтянувшись в прыжке за каменную притолоку, выдернул себя наружу. Ромка заторопился к зарослям чуть подальше, то и дело оглядываясь, его глаза горели. – Ну… блин!!!
– Смотри, вот, он большой! – Ромка рывком сорвал остатки покрывала из лиан, и я увидел остальную часть корабля, от которого до этого видел только корму, на которую и наткнулся Ромка.
Это был драккар. Он лежал с креном на правый борт в заводи, которая высохла и превратилась в болото грязи. Борт драккара был проломлен, палуба осклизла и заплесневела, торчали весла. Но все это я отметил мельком. Мой взгляд приковало носовое украшение.
Любой из наших узнал бы его. Любой, кроме Ромки. Его с нами не было, когда мы последний раз видели этот корабль.
– Олег, ты чего? – тихо спросил Ромка. Я посмотрел на него и, кажется, испугал своим взглядом. – Ты чего, Олег? – Он даже чуть отшагнул.
– Я знаю этот драккар, – сказал я. Но больше ничего объяснить не успел. Подошедший первым из остальных Видов тихо сказал:
– Драккар Игоря.
Да. Это был тот драккар, на котором когда-то плавал Саня… а потом уплыл в никуда Игорь Летягин по прозвищу Сморч.
Если экспедиционный лагерь был оставлен, в общем-то, в порядке, то драккар носил явственные следы боя. Очевидно, Сморч поставил свое судно в заводи на ночевку, и его отсекли тут – за кормой драккара мы обнаружили остатки перегородившего выход бревна, с тех пор сгнившего. Какое-то время они держались, используя драккар, как крепость. Потом…
Мы нашли изъеденное ржавчиной оружие. И скелеты в остатках одежды. Наверное, их было больше, но погибшие не на драккаре давно стали частью земли, ила, воды… Определить, когда все это произошло, было невозможно.
– Он прошел сюда по реке, значит – есть выход в океан, – сказал Йенс, но я не слушал его.