Не оставляй меня одну

Ночь. Кромешная тьма. Я аккуратно поставила на кровать одно колено, затем другое, стараясь не разбудить брата. Плавно опустилась ладонями поверх одеяла по бокам от его ног. Лунные лучи скользили по обнаженным изгибам моих округлостей. Других источников света в комнате не было. Выгнув спину, я по-кошачьи кралась к его лицу, ступая лапами по одеялу, нависая над Владом всем телом. В моих зубах болталась веревка. Я прекрасно знала все, что испытает брат, когда увидит все это, и находилась в предвкушении его эмоций, которые были мне сейчас так нужны. Что-то внутри меня тянулось к нему, жаждало получить то, что он захочет мне дать. Когда я сделала так в прошлый раз, он смутился. Я и забыла, что мой братец умеет смущаться, и что на самом деле этого очень легко добиться.

Основная моя цель сегодня — обман. Надеюсь, он не догадается, надеюсь, у него недостаточно информации. Когда он поддастся, когда переспит со мной, он станет моим эхо. Это мой способ делать эхо, мой способ настроить связь. Надо соблюсти только два условия. Он должен в начале узнать, что станет эхом, а я должна в конце захотеть сделать его своим эхом. Таковы правила мира.

Я наконец добралась до лица, и наши взгляды встретились. Конечно он уже проснулся. Не отрывая взгляда, я приоткрыла рот и выронила веревку ему на грудь. В его эмоциях вспыхнуло смущение. Он помнил, как я сделала это в прошлый раз, и тогда я произнесла Сделай со мной все, что захочешь. Я тогда хотела добиться того, чтобы он перевозбудился без присутствия ревности и набросился на меня голодным зверем, но эффект оказался прямо противоположным. Он смутился, хотя и очень порадовался, и ляпнул первое, что пришло ему в голову: Что ты делаешь? Этот тупой для такой ситуации вопрос означал крайнюю степень уязвимости и смущения. Конечно он прекрасно понимал, что я делаю. И сейчас, глядя ему в глаза и ощущая себя стервой, я выронила ему на грудь веревку так же, как тогда, и произнесла слова, не так давно сказанные мне Кайраджем:

— Стань моим эхо.

Я думала, это собьет его с толку, но нет. Степень смущения его была так велика, что он не заметил издевательства в моем поступке, и повторил то же, что сделал в прошлый раз, ляпнул глупость:

— Таких больших ошейников не делают.

Я усмехнулась. Это ли не власть. И вдруг поймала себя на мысли, что забыла самое главное в нашем с ним прошлом. Он лишь давал мне то, чего хотела я. Это не он владел мной, а наоборот, всегда сам принадлежал мне. Это я вцепилась в него чудовищными когтями и держала рядом с собой, не давая свободно дышать. Я убивала не всех его женщин, а лишь тех, к кому он испытывал чувства, потому что на самом деле он мой и ничей больше. Месть была лишь прикрытием страха, что однажды ради одной из них он бросит меня, оставит одну. И каждый раз, когда я хотя бы на миг представляла себе эту ситуацию, я буквально всей кожей ощущала, как безумие начинало обволакивать разум и требовать убийств.

Его теплые пальцы легли мне на плечи. Оказывается, я застыла над ним каменным изваянием, погрузившись в свои мысли.

— Вероника, — позвал он. — Я не хочу, чтобы ты становилась богом.

Только сейчас я обратила внимание, что в его эмоциях скользит страх, который он тщательно прячет. Страх, что придется меня убить, потому что богам здесь не место. Он знал, что сможет, знал, что будет обязан, и не хотел этого. Неужели догадался, зачем я здесь? В таких ситуациях логика отказывает ему, и если догадался, мой план рухнет, он просто не станет со мной спать.

— Я пришла, потому что соскучилась, — отчасти правда, лгать нельзя, заметит.

Он долго смотрел мне в глаза, но так ничего и не ответил. Ладонь прошлась по моим волосам: он то ли гладил меня, то ли боялся коснуться. Я повернула лицо так, чтобы щека улеглась в его ладонь, и прикрыла глаза, наслаждаясь прикосновениями.

— Я люблю тебя. Я вспомнила, Влад. Люблю и хочу, — я опустилась к его груди и носом подтолкнула веревку. — Сделай со мной все, что захочешь.

Его пальцы коснулись моей груди, а затем ладонь жадно и даже немного больно схватилась за нее. Его шепот раздался совсем рядом с ухом:

— Я ведь в самом деле могу сделать с тобой все, что захочу, ты понимаешь это?

Я прикрыла глаза и задрожала то ли от возбуждения, то ли от нервов, и выдохнула:

— Сделай. Прошу.

Он впился в мои губы. Целовался он всегда жадно, и так он целовался только со мной. Его пальцы сильнее вцепились в грудь, сжали так, что стало больно, но это уже давно была привычная боль. И сквозь все это я ощутила нечто непривычное, медленно начинали завязываться узелки. Между ним и мной закреплялась связь. За всеми этими ощущениями я словно вываливалась из реальности на короткие промежутки времени. Вот он вжимает меня в кровать и целует. А вот уже ударил спиной в стену и заставил обхватить себя ногами. Он не успел войти, последний узелок завязался, и он вздрогнул. Почувствовал наконец. Он замер и посмотрел прямо мне в глаза.

— Ника…