Не оставляющий следов: Обретение

Послышался топот, звяканье сбруи и шумное дыхание коней. Около десятка чернильно-черных теней пронеслись в километре от нас. Степь коварна: она и опасна, и безопасна одновременно – в ней трудно скрыться, но так же трудно незаметно подкрасться по ровному столу земли. Энебиш выдохнул с явным облегчением, его глаза вильнули на секунду в сторону и вновь засияли честно и открыто. Не нас ли ищут во тьме лихие всадники? – вдруг подумалось мне. А ты, голубчик, не ведешь ли к ним, на убой? Пальцы привычно огладили полированные бока тешаня. От проводника не укрылся мой жест. Через какое-то время он встал и, беззаботно насвистывая, отошел к отложенным в сторону вьюкам. Взял свой. Готовится ко сну? Рановато, конечно, но кто знает, может быть, он сегодня устал больше обычного. Я пожал плечами и отвернулся, а пять минут спустя услышал храп коня и топот, удаляющийся от нас в ту же сторону, куда проскакали тени. Удрал! Догнать? Выпытать все его замыслы насчет нас?.. Или пусть бежит? Он нам не помощник, если дело дойдет до схватки, скорее наоборот. Учитель Доо все это время сидел неподвижно у крохотного костерка. Глаза его были закрыты, а руки расслабленно покоились на ножнах сабли, неизвестно как и когда очутившейся на коленях. Время тянулось, медленно перемалывая мгновения. Огонек костра потух. Лошади, которых мы так и не удосужились расседлать, позвякивали металлом сбруи. Глаза, привыкшие к темноте, не видели опасности, но сердце ощущало ее.

Из темноты донесся душераздирающий крик. Женщина. Мы не одни в этой степи и, видимо, показались грабителям менее желанной добычей. Тональность зова менялась от яростной до отчаянной – медлить было нельзя. Мы вскочили на коней и понеслись, не думая о грозящей опасности. Вдруг с неба упала молния. И еще одна. И снова. Но тучи не скрыли небо, гром не гремел, дождь не пролился на землю, звезды сияли все так же ярко. Только серебряно-белые скелеты невиданных небесных деревьев беззвучно прорастали до земли, болезненно вздрагивающей под ногами. Мы мчались туда, где вырастал льдистый лес. Порывы своевольного ветра разносили по степи пронзительный визг и исступленные вопли гнева и боли. Всполохи сверкали не только над головой, но уже и слева, и справа, небо раскалывалось, как огромный казан. Лошади, обычно послушные, хрипели и норовили свернуть с пути, прочь, подальше от буйства стихии. Их приходилось направлять усилием воли и ударами кнута.

Посреди разгневанного неба стояла кибитка – эпицентр этой странной грозы. Посеченный саблями намет зиял прорехами, одна оглобля торчала вверх под острым углом, упряжные бились, запутавшись в постромках, не имея возможности убежать. Содержимое дорожного сундука было вывалено на землю и разбросано вокруг. Пегая шарахнулась от бьющегося в конвульсиях коня разбойника, наступив на что-то плотное и мягкое, будто тряпичная кукла. На полном скаку свесившись набок, я взглянул в обугленное лицо нападавшего. Явно мертв. Вот еще один, и еще... Но все это зацепил лишь краем глаза, ибо взгляд был прикован к необычному зрелищу.

Привалившись к высокому колесу, как в припадке тряслась девица. С ее пальцев непрекращающимся потоком срывались разряды молний. Наэлектризованные косички странного серебристого цвета встали дыбом, разорванная одежда развевалась под шквалом невидимой бури, а в глазах, распахнутых на пол-лица, океаном плескалась боль. Я кинулся к ней, не раздумывая ни секунды, подхваченный чем-то, что выше меня. Зачем? Что должен сделать? Но сделать что-то был должен. Сию в энергетической форме прыгнул сверху и накрыл ее как одеялом, впитывая изливающуюся силу. Плотно прижал к ней хранителя, заключив их в оковы объятий, чтобы девице не удалось сбросить невидимого кота. Она билась в моих руках, норовила то пнуть по голени, то заехать в лицо головой. Боль соединила нас, спаяла воедино. Кажется, всех в тот момент затянуло в омут муки...

Жесткие руки Учителя Доо властно оторвали нас друг от друга, и я рухнул на колени, прижимая ладони к груди. Казалось, что они будут черны, как обугленные головешки, – но нет. На вид ничего страшного, только где-то внутри, под кожей и костями жгло небесным огнем. Я будто спрыгнул со спины несущейся вскачь Судьбы, вернулся в реальность и настороженно огляделся.

– Все мертвы, – успокоил Учитель Доо, устраивая затихшую девицу поудобнее и прикрывая ее стеганой курткой: ночи здесь холодные. – И наш проводник с ними... «Не этот»! Воистину, ничтожное имя подходит ничтожеству. Хотя, конечно, обычные правила здешней жизни не распространяются на чужаков, но племенам степи не мешало бы напомнить древний обычай: жизнь дающего священна, – а мы преломляли с ним хлеб и делились водой.

Я с нетерпением ждал, когда наставник закончит обрабатывать мои руки. Никогда не думал, что ожоги причиняют такие страдания. Даже недавнее ранение не могло сравниться с этой тянущей болью, вызывающе нудящей под повязками с универсальной мазью. Рядом лежала девица, не подавая признаков жизни, но вряд ли наставник стал бы укладывать труп рядом со мной.