Не от мира сего

На берегу он нашел вполне мощную осину, из нее приготовил сам инструмент, придирчиво проверив на отсутствие сучков. У него не было никакой практики охоты на медведей, как-то даже не задумывался об этом. Даже каким концом принимать зверя, Илейко не знал. Раздвоенным — тогда, конечно, большой карху упрется в развилку грудью, найдет подходящую позу и поспит немного. Остается в этот момент подкрасться и защекотать его до смерти. Иначе он проснется, когда другой конец утопнет под его весом, наконец-то, в земле, и оторвет голову. Можно, конечно, камень подложить под упор, но он чего-то не помнил, чтобы охотники в лес камни таскали. Итак, рогатину нужно втыкать в землю, а отточенный до остроты копья конец вонзить наседающему медведю прямо под левую подмышку. Тут-то ему и конец.

Илейко с наслаждением похлебал ушицы, оборудовал свой бивуак против всяких вероломных гостей и прилег в шалаш слегка отдохнуть под мерный шум вновь пошедшего дождя. Внезапно наступило утро. Зараза не превратилась в полуобглоданный скелет, да и сам он не очутился в болоте под слоем мха. Просто милость Божья и беспечность человеческая.

Взяв в руки рогатину и заложив саблю с ножнами за плечи, Илейко почувствовал, что уверенности у него несколько поубавилось. Даже захотелось вырыть яму, заманить туда медведя и забросать его камнями. Мысль была недостойная, потому что медведи, как правило, сами в ямы не прыгают.

Прикинув, что на месте зверя пошел бы на поиски нужного ему человека вдоль озера по твердому берегу, нежели другому, слегка заболоченному, если верить осоке, густо проросшей на нем, двинулся в путь. Но пройти сколько-нибудь далеко он не сумел.

Обогнув огромный замшелый валун, они встретились нос к носу: зверь и человек. Это было несколько неожиданно для обеих сторон. Медведи, застигнутые врасплох, обычно страдают медвежьей болезнью. Эффект неожиданности с людьми тоже иногда приводит к подобному же явлению.

Но этот огромный карху имел крепкий желудок, чего и говорить, Илейко — аналогично. Поэтому, ни на что боле не отвлекаясь, они приступили к делу.

Медведь для пробы сил махнул своей мощной когтистой лапой. Лив легко уклонился. Вообще он шел, держа свою рогатину острием вниз, то есть, ему нужно было время, чтобы поднять ее и прицелиться. Тварь этого времени ему не дала. Зверь встал на задние лапы и заревел, оттопыривая верхнюю губу. Если бы он встал на передние — то победа была бы, без всякого сомнения, за ним: человек бы смеялся до сердечного приступа. А сейчас, вообще-то, Илейко уже как-то свыкся с подобной прелюдией, поэтому не стал никак реагировать, разве что, отступил на шаг назад.

Медведю это понравилось, он воодушевился и поочередно махнул обеими лапами, предваряя, как показалось ливу, решительный и бесповоротный прыжок. Чтобы зверь внезапно не раздумал, Илейко сделал назад еще пару шагов и локтевым движением вздернул острие рогатины прямо навстречу летящему в прыжке зверю. Раздвоенный конец оружия сам собой воткнулся в землю и уперся, более не погружаясь.

Медведь, не совсем поняв, что же его так осадило, и пока еще абсолютно не чувствуя боль, потянулся всем телом к столь близкому, но почему-то недосягаемому человеку, и еще глубже насадил себя на кол. Однако острие вошло ему не в сердце, а куда-то под ребра, в область желудка и теперь рвало его внутренности.

Рогатина, казалась, стонала от непосильной нагрузки и вполне могла не выдержать. Илейко одним движением выхватил саблю и шагнул к зверю. Краем глаза он заметил что-то неестественное, нехарактерное для медведя, что болталось над его левым плечом. Нанося удар саблей, он догадался, что это — его скрамасакс, каким-то образом застрявший в шкуре чудовища.

Медведь, окончательно потеряв голову от дикой боли внутри себя, каким-то ленивым жестом отбил клинок, причем настолько ловко, что тот вылетел из руки человека. Илейко ничего более умного не придумал, как ударить кулаком прямо в нос хищника. Тому это не понравилось. Понятное дело — не каждому по душе, если ломают собственный орган обоняния.

Зверь махнул лапами, человек от одной уклонился, а другую попытался отбить подставленным локтем. Лучше бы он, конечно, этого не делал — Илейко развернуло так, что он оказался боком к твари. В это время осиновая рогатина все же не выдержала — она лопнула в щепки где-то посередине, выпустив тем самым медведя на оперативный простор.

И человек, и животное упали и прекратили шевелиться. Илейко было очень тяжело лежать под медведем, поэтому он на некоторое время затаился. А медведю — да ему, в принципе, было уже все равно. Он не мог двигаться, потому что внезапно сделался мертвым. Нет, он не умер от стыда или порванных внутренностей. Злополучный человеческий скрамасак, столь досаждавший плечо, но столь же недоступный, в наивысший момент противостояния оказался извлеченный из шкуры и заботливо воткнутый через подмышку прямо в медвежье сердце.

12. Город развлечений