Едва ли с десяток человек выбралось на берег Гандвика, однако свою богатую добычу никто из них не бросил. Можно было по суше добраться до Кеми, где прикормленные Торстейном чиновники посодействовали бы в найме легкого когга, чтобы убраться восвояси.
В это же самое время биармы, вернувшиеся к своему обесчещенному храму, пытались разговорить оказавшихся в их руках пленников. Но ни один из викингов не поддался на уговоры заплечных дел мастеров, и ничего толкового не сказал. А потом начались странности: сначала у Корка глаза покрылись бельмами, а тело перестало истекать кровью, потом те же самые симптомы обнаружились и у других пленных. При этом они могли двигаться, даже разговаривать, но во всем этом осталось мало человеческого. От греха подальше сняли у них у всех с плеч головы, а тела сожгли. Биармы начали поговаривать о проклятии Золотой Бабы, благо почти все слышали зловещее слово.
А Гунштейн сотоварищи спешили по чужому лесу, нагруженные сверх меры, да, вдобавок, чувствуя погоню на своих плечах. Вождь викингов справедливо заключил, что преследующий их отряд немногочислен, но самим гоняться за преследующими биармами по чащобам было лишено всяческого смысла. Тогда он оставил трех человек в засаде, сам двинувшись дальше. Но далеко уйти не удалось.
Викинги, вдруг, один за другим начинали вести себя странно: они переставали реагировать на происходящее, отказывались от пищи, да и лицо свое человеческое как-то теряли — мертвели у них глаза, что ли. И, самое главное — они бросали свое золото, словно бы за полной ненадобностью. На увещеванья, угрозы и уговоры никак не реагировали. Количество "умертвий", как Гунштейну хотелось назвать былых своих товарищей, не уменьшалось с течением времени. К великому сожалению, их становилось больше.
Вождь понимал, что дело — не уха, надо что-то предпринимать. И он сделал то, что и должен был сделать любой живой человек: дать себе надежду. Во-первых, он приказал собрать все награбленное богатство, включая и свою ненаглядную Чашу Грааля. Потом утопил все это в укромном озере, отметив место выложенными в определенном порядке камнями. Во-вторых, объяснил всем своим товарищам, что нужно обязательно добраться до Кеми, где их непременно вылечат. Тогда они вернутся за своим кладом, чтоб остаток жизни провести в роскоши и изобилии.
А теперь — ходу!
Живых в Кемь не пришло никого, если, конечно, не считать таковыми "умертвия", кем они сделались по дороге, вероятно после "доброго словца" хоть и Золотой, но Бабы. Дальнейшая судьба экспедиции викингов известна.
Почти известна, потому что нынешний поход Илейки с товарищами невольно оказался связан с былыми событиями. Но они об этом если и догадывались, то очень смутно. Да и то не все, а только умудренный опытом Хийси.
— Так вы прикончили тех норманнов? — спросил Мишка, имея ввиду выставленную засаду.
— Из этой троицы нам удалось взять живыми двоих, да и то только, из-за того, что мы были вооружены луками, и стреляли вроде бы неплохо.
— Как я понимаю, никакого проку от этого не было? — поинтересовался Илейко.
— Да, — вздохнул Васильич. — Упертые они люди. Ничего не сказали, только смеялись над болью и потугами. Причем потуги были, вроде, как, наши, а боль, стало быть — их. Но продлилось это недолго. Один умер, потеряв много сил. Другой, наоборот, воспрянул, помертвел глазами, и кровотечение у него прекратилось.
— Ожил? — пошутил лив.
— Ага, — криво усмехнулся Пермя.
Они помолчали немного — это очень хорошо получается, когда поблизости пляшет на дровах живой огонь: ни неловкости, ни потребности нарушить тишину. Можно ненароком и заснуть.
— Выходит, всем стало плохо от этой кражи со взломом, — очень тихо произнес леший, вроде бы и для себя только, но товарищи его расслышали.
— Ну да, викингам не прибавилось, а нам убавилось, — также негромко сказал Пермя.
— Думаешь, Норны подскажут? — спросил Илейко.
— Ничего я не думаю, — недовольно возразил Васильич. — Деваться некуда, вот и подрядился попытать удачу.
Откуда-то издалека донесся тоскливый волчий вой, внезапно оборвавшийся. Илейко поглядел на Хийси: чего это волку весной орать? Но Мишка сохранял невозмутимость, будто бы ничего странного не произошло. Вообще-то теперь они были вооружены несколько основательней, нежели несколько дней назад. Трофейный тесак убитого "заклятого", да одинарный меч пермяка, да его же нож, да еще лук со стрелами — уже кое-что для встречи с каким-нибудь ополоумевшим волком. Молот Тора, как боевое оружие, в расчет не брался — ладонь с прошлого раза пока еще не зажила. А брошенные луки пресловутых "заклятых" никуда не годились, требовалось специально учиться, чтоб можно было с них стрелять на значительное расстояние. Этим делом заниматься не хотелось.
Итак, кое-какой арсенал на двоих имелся, стало быть, можно чувствовать себя спокойней. Леший, конечно, к оружию не прикоснется ни под каким предлогом, но за него опасаться не стоит — он себя в обиду не даст даже с голыми руками.