Ну да, давешний Дихмат перед тем, как его растерзали женщины, тоже попахивал (см "Не от мира сего 1", примечание автора). Только ливу тогда показалось, что причина зловония была в другом.
— Бог создал естественный регулятор, не допускающий кровосмешения, — сказал Пермя.
— И называется он — Любовь, — добавил Илейко тоном грустным и романтичным. Действительно, это пришло ему в голову только сей момент. Судя по тому, что никто не возразил, придумал правильно.
— Любовь — это хорошо, но есть еще и другое чувство, свойственное человеческому организму, — продолжал Васильич. — К сожалению, всякие вещи случаются в жизни, особенно, если позволить себе заниматься, чем ни попадя, без всяких запретов и ограничений. Когда человеком движет похоть, ему ни в жизнь не стать Госпитальером.
— Унюхают, — закивал головой Мишка.
А Илейко попытался представить себе Рыцаря с черной кожей, но не смог. Зато представил Стефана, какой он был в ночь памятного побоища (см "Не от мира сего 1", примечание автора). Еще попа Мишу вспомнил и свои беспомощные ноги. Он даже потрогал их и пошевелил пальцами. Потом от костра поднялась вдовая попадья из деревни Терямяки и спросила:
— Когда за шкурой придешь?
— Какой? — не понял Илейко.
— Медвежьей, — ответила она и, не дожидаясь ответа, пошла к озеру.
Лив подумал, что раз она идет туда, стало быть, там и баня. Надо бы, конечно, матушку предупредить, что опоздает к ужину, да и вообще домой пока не придет. Он поднялся на ноги и пошел по дороге, нисколько не удивляясь тому, что стоит ночь, а светло, как днем. Звезды на небе были крупными и разноцветными: зелеными, синими и обычными, белыми. Они водили беззвучные хороводы. "Надо же", — подумал Илейко. — "А я и не видел раньше, что они так танцевать умеют!"
— Ну, здравствуй, Чома! — раздалось, вдруг откуда-то сбоку.
Лив обернулся и увидел красавицу из своего далекого детства. Взгляд ее был радостный и веселый, будто она, наконец, повстречалась именно с ним. Он хотел, было, ответить, но с ужасом обнаружил, что позабыл в бане всю свою одежду и теперь стоит перед девушкой нагишом.
— Так ты уже не казак? — засмеялась она, и лицо ее, столь четко видимое и даже узнаваемое, стало затуманиваться, будто ветер нагнал дым от костра. Несколько мгновений — и лив забыл, как она, эта девушка из его юности выглядела, сколько бы не напрягал свою память. Стало как-то очень горько на душе, вместе с тем, почему-то, по-тихому радостно. Она приходила к нему, и она не обиделась!
Но нельзя здесь долго стоять, земля ощутимо подрагивает — это Змей Горыныч пытается выбраться на волю. Кресты, могилы кругом. Что же такое — Змей карабкается через кладбище? Все равно ничего не получится — Святогор крепко ухватился за его хвост. Уж метелиляйнен не отпустит своего врага, уж он позаботится о нем, как следует.
— Вот скажи мне, как лыцарь лыцарю, — сказал, вдруг, появившийся из ниоткуда Стефан. — Нас бы с тобою взяли в Госпитальеры?
И, не дав Илейке откликнуться, сам же ответил:
— Взяли бы, брат! Ох, как бы нас взяли! Пусть бы и обнюхали, но без нас бы не обошлись. Мы — сила, потому что мы — дух.
— Так тогда бы и Сампсе Колыбановичу, и братьям Петровым, и Мишке Торопанишке, и Перме Васильевичу не отказали бы, — сразу же согласился лив.
— А поп Мишка не стал бы лыцарем! — отрицательно потряс указательным пальцем Дюк. — Пусть он и драться горазд.
Так сказал, будто бы этот самый поп первый друг Илейке. Но лив опять не успел ничего возразить, что ему Мишка практически незнаком, хоть и бились вместе, его проверять нужно и прочее, прочее, потому что Стефан опять изрек, как перед торжественным собранием:
— Он со спокойной душой распинался перед прихожанами: "Хвала Господу!" Вот тут-то он лукавил, подлец этакий.
— Почему? — ливу удалось-таки вставить свою реплику.
— Да потому, что hvala на руническом санскрите — это значит "заблуждение". А как Бог может заблуждаться? Ему надо было кричать "svasti"! Ибо это "процветание, успех, счастье". Вот оно — лукавство!
Земля под ногами опять заколебалась. Мимо, отчаянно работая веслами, прямо по кустам проехал дракар с викингами.
— Тор! — прокричали они, быстро удаляясь.
Илейко вспомнил, что должен был сказать Дюку про Эскалибур, про Артура, но тот уже куда-то подевался: может на дракар успел заскочить?
— А "лив" — значит "жить" (live, в переводе, примечание автора), — прошептал он вдогонку.
В самом центре начинавшегося прямо перед ним вавилона на плоском огромном валуне стоял человек. Он, скрестив руки на груди, смотрел вдаль и всем своим видом выражал покой и уверенность. Илейко побрел вдоль каменного лабиринта и сразу же оказался перед этим камнем.
— Андрей! — узнал он человека. Действительно это был один из тех путников, вылечивших его злой недуг (см "Не от мира сего 1", примечание автора).