Не от мира сего 2

Последний "Фенрир" издал истошный вопль, каковой более присущ какой-нибудь страшной птице выпь, разогнался и лбом вперед пролетел сквозь ровную зеркальную поверхность. Мишка сей же момент высунул голову и попытался разглядеть зазеркалье, но кроме своей корноухой физиономии ничего не узрел. Однако его изображение было столь непривычным, что он вздрогнул всем телом и отступил за пределы видимости.

— Кто это? — спросил он, скорее риторически.

— Вий, — неожиданно ответствовал Пермя и добавил, наверно, для особо любознательных. — Темный властитель.

— А! — сказал Мишка без особого восторга и тот же момент куда-то убежал, подхватив головню, одну из не успевших прогореть.

Илейко отправился следом, не особо торопясь, бессильно опустив натруженные руки, в которых опять начала пульсировать боль. Наследник же никуда не пошел — его хромота не излечилась, пожалуй, даже усугубилась.

Лив обнаружил лешего, стоящего на четвереньках под сосной. Он старательно нюхал землю, чем сразу же вызвал у Илейки серьезные опасения по поводу состояния здоровья своего товарища, по крайней мере — психического.

— Ты еще на зуб попробуй, — произнес он осторожно.

— Уже пробовал — ничего, — отозвался Хийси.

— А что должно быть?

Мишка посмотрел на лива, как на ущербного, умирающее пламя хилого факела только усилило выражение взгляда.

— А куда ж тогда все эти "волки" улетели? — спросил леший. — Я наблюдал: здесь под сосной должен быть целый склад этих монстров, мертвых, либо парализованных. Вот я и побежал добивать. Но они как сквозь землю провалились.

Действительно, в корнях огромного дерева не было ничего, только слегка курилось дымком черное пятно пала. Никаких следов от тварей не наблюдалось. Ну, пропали "волки", значит, пропали. Не больно-то и хотелось снова встречаться.

— Говоришь, чудище какое в зеркале наблюдал? — на обратном пути поинтересовался у лешего Илейко.

— Да так, — неопределенно пожал плечами Мишка. — Чудище — не чудище, а женщинам нравлюсь.

Пермя тем временем корчевал частокол, добавляя пищу затухающему костру. Туши трех повергнутых "Фенриров" так и остались лежать, где их застала смерть, словно доказательство былой ночной баталии. Ни Пермя, ни Мишка, ни сам Илейко не вполне еще осознавали, что остались живыми только благодаря настоящему чуду.

Лив подобрал молот Тора, нашел предательски вылетевший в самый ответственный момент топор, решил вновь закрыть тканью зеркало. Он совершенно нечаянно взглянул в его глубь и ничего сверхъестественного не высмотрел. Зеркало, как зеркало, разве что очень холодное на ощупь.

На него глядел изрядно выпачканный грязью субъект с перевязанными руками, порванной рубашкой и оттопыренной нижней губой. Илейко потрогал ее, но особой припухлости не ощутил. Впрочем, подбитая губа — это самая незначительная травма, полученная сегодня ночью. Отражению видней, как он выглядит. Вот только никогда не думал, что уши у него так торчат в стороны, да еще и вытянутые, как у собаки. Лив провел рукой по волосам, но ни кисточек, которыми венчались его слуховые аппараты, ни самих ушей не ощутил. Что за напасть!

Меж тем его отражение выглядело уже не просто странным, но и критически старым. Морщины на лице разбегались в разные стороны, не оставляя нигде ни одного более-менее гладкого места. Разве что глаза все еще не потускнели, лихорадочно блестя зловещим красным цветом.

"Гуще мажь, Гущин!" — прошелестело отражение.

— Я не Гущин! — сказал Илейко, приглядываясь к зеркалу, при этом непроизвольно наклоняясь к самой его поверхности. Земля из-под ног начала уходить, голова закружилась, и тут мощный рывок назад заставил лива закрыть на некоторое время глаза.

Он обнаружил себя сидящим на земле, в то время как Пермя с озабоченным видом поливал из котелка на зеркало озерную воду. Опрокинутые и потухшие свечи лежали, будто бы поспешно раскиданные ногами.

— Нельзя заниматься тем, что тобой не познано! — строго сказал Васильич и обернул зеркало в ткань.

— Так я, — начал, было, Илейко и замолчал. Больше сказать ему было нечего. Слишком напряженная выдалась сегодня ночка, слишком много впечатлений — переварить не успеваешь.

— Каждое зеркало — это Вий, — заговорил Пермя, управившись с тканью. — Вообще-то Вий — он темный, слепой. Из своей Нави он ничего в Яви видеть не может, в отличие от своих подданных, которые порой в Явь проникают развлечься, подкормиться, или с какой иной целью.

Заслышав слова Наследника, Мишка быстро покидал у костра выдранные из земли колья и подошел ближе. Пермя умел говорить складно, поэтому слушать его было интересно. Да и рассказ был занимательным.

Вий долгое время знал о Яви только по чужим россказням, пока, наконец, не было сделано первое Зеркало. Ни металлические, ни полированные каменные отражающие поверхности не шли ни в какое сравнение с покрытыми амальгамой стекляшками. Peili (в переводе "зеркало", примечание автора) стали глазами темного владыки Нави. Недаром само название "зеркала" перекликалось с его именем.