Не от мира сего 2

— Сгинули в Нави, — ответил Пермя. — А вот эти твари оттуда вырвались. Поверь мне — они гораздо опаснее любого викинга. Поэтому Вий их обратно и выдернул, что они ненасытны в своей злобе. А Золотая Баба, получается, эту свору невольно спустила.

— Интересная картина: Вий нам помог, в то время как почитаемая Золотая кукла — наоборот, — заявил чуть ли не обиженно Мишка.

— Никто нам не помог, никто нас не пытался уничтожить. Просто так получилось, — возразил Васильич.

Прозвучало это несколько неубедительно. Ничего в этом мире не делается просто так. Всегда имеется какая-то определенная цель, которая очень долго может быть непонятна никому, кроме того, кто ее преследует. Наследник, желая сменить тему, проговорил:

— Самые опасные враги — это женщины. Точнее, не женщины, а то, во что они могут превратиться.

— В "волчиц", что ли? — леший кивнул себе через плечо.

— Хоть вторая жена Адама была создана из его плоти — ребра, но каким-то образом она наследовала от своей предшественницы некоторые черты характера, которые первую женщину-то и погубили, — сказал Пермя.

Возвышаясь над своими товарищами, Васильич открыл в себе новый дар: проповедовать. Каждое слово, произнесенное им, цепляло другое, в итоге получалась речь. Хотелось, конечно, ограничиться двумя-тремя понятиями, типа "пошли вы" с указанием места, куда идти, но и другое желание имелось. Может быть, конечно, это было всего лишь последствие колоссального перенапряжения минувшей ночи. Ни лив, ни леший не перебивали. Им как раз наоборот разговаривать не хотелось. Поэтому вся троица шла себе вдоль озера, удаляясь от своей стоянки, которая, чуть было, не стала последней. К окоченевшим тушам монстров никто из зверья не приближался, хотя такое в лесу не принято. Привлеченные запахом смерти вороны возбужденно прыгали с куста на куст, пока не рискуя приблизиться, и нервно переругивались с мелкими хорьками, которые тоже были не прочь на дармовщинку постоловаться. Конечно, так долго продолжаться не могло. Зов природы четко разделил для некоторых тварей окружающее пространство на "съедобное" и нет. Три тела, независимо от их происхождения, были как раз, если уж и не полезными для пищеварения, то, во всяком случае, вполне перевариваемыми.

Минует какое-то время, и проросшая трава покроет разгрызенные зверьем кости, тем самым закрывая вопрос о бренности не только Яви, но и Нави. И только странное, словно бы обожженное, пятно в корнях могучей сосны никогда не покроется никакой растительностью, а иными лунными ночами будет иметь обыкновение шевелиться, словно бы дышать всей своей поверхностью. Эти пульсации будут выглядеть столь неприятно, что много лет спустя случайно набредшие на это место люди, имеющие сомнительное счастье лицезреть странный шевелящийся круг в земле, поутру предпримут попытку забросать его камнями и даже мусором. Но получат обратно в лоб пустыми бутылками из-под водки "Синопская", из которых, собственно говоря, и состоял весь мусор, и побегут прочь, кляня на все лады проводника: "Ах, Алексей Михайлович! Ах, кудесник! Больше с Поповым в лес ни ногой!"

А пока Пермя пытался закончить свою речь.

— Женщина создана, как известно, для любви, — говорил он мерным ровным голосом, заставляя лошадь Заразу прислушиваться, отчего она шевелила ушами и не предпринимала никаких попыток сбросить седока. — Также известно, что от любви до ненависти всего один шаг. Стоит перевернуть монету, где "орел" — это любовь, обнаруживаем "решку" — ненависть. Мужчина, например, проходит это шаг поэтапно. Не свойственно ему женщин ненавидеть, поэтому ненависть у него может возникнуть только по отношению к другим мужчинам. А вот женщина может испытывать ненависть к любому существу, причем, зачастую, молниеносно. Любила, положим, дворовую собачку, за ушами чесала, косточки выносила, а та от избытка ответных чувств платье любимое на ней зубами изорвала. "Повесить псину!" Причем выполняет это, как правило, мужчина. Висит собачка и думает: "Да, напрасно я с женщиной связалась! Уж лучше с мужиком каким на охоту или рыбалку ходить. Можно, конечно, по морде получить, но при этом и жить, и есть, и нос в табаке". Хотя собачка уже ничего не думает, не в обычаях у висельников о чем-то рассуждать. Висит, несчастная, в зарослях лопухов — и ей не до сук.

Если женщина не может поступать иначе, как сама себе напридумывала, то это полбеды. Вот если она заставляет подчиняться своим решениям других, не считаясь ни с кем, кроме себя, праведной, то и выходит из нее первостатейная "сука".

Только любовь способна ей еще чем-то помочь. Да только суки не умеют любить, изображать чувство — да, но и только. Самые страшные палачи — это женщины. Самые ужасные враги — это тоже женщины. Быть женщиной вообще опасно. Позволить злобе завладеть собой легко, вот сложно вовремя эту злобу в себе задавить.