Оставив на память погребальный венок с незнакомыми символами и серебристыми змеями на чёрных лентах за дверью спальни, он незаметно и бесшумно растворился. В полуобморочном состоянии пожилая чета еле дождалась рассвета и срочно стала собирать свою стаю. В доме витал запах валерьянки, дорогого коньяка и водочки, шли споры, высказывались аргументы и доводы, в результате кворум постановил: оставить это опасное страшилище в покое, хотя бы на время! При этом потихоньку постараться всеми путями изолировать его от нормальной жизни местного социума. Незамедлительно в кратчайшие сроки нужные чиновники и службы были предупреждены, без лишнего шума свернули все установки по объекту, мотивировав отсутствием актуальности на данный момент времени.
На том, собственно, противоборствующие стороны и разошлись. Со временем соседствующие участки и дома опустели, некоторые съезжали, кто постарше умирали, а заполнять эту возникающую пустоту желающих не находилось. Потихоньку пустующие соседские дома местные власти стали сносить бульдозером, и, действительно, ползучая изоляционная политика принесла свои плоды — дом чёрного злодея оказался вне массового заселения, словно индейская резервация. Только, по всей видимости, это вполне устраивало изгоя. Он, особо не афишируя, скупал прилегающие пустоши, городские чиновники и рады были бы не продавать, но продавали. Да и как такому откажешь? При этом нечестивец, не торгуясь, платил нехилые для местного бюджета деньги. Постепенно его владения расширились, он снёс все ветхие остатки жилья и затеял масштабное строительство. Со стороны приехали турецкие наёмники, пригнали технику, за длинным высоким забором закипела работа, благо Ирокезу было не привыкать строить логово, когда-то и Секта начиналась с того же самого.
Бурбелла соскучиться не успел, Кузнецов вернулся быстро, ему очень хотелось узнать, что же такое сподвигло человека на пенсии приехать к этому чернокнижнику, опасному как мамба! В басню про монету он не поверил сразу, ну никак не походил этот человек на собирателя чего-либо, а тем более на нумизмата.
— Подскажите, пожалуйста, — усаживаясь за стол, попросил самым дружелюбным тоном местный опер, — уж вы то, как коллекционер, знаете наверняка…
Бывший же опер слегка напрягся, этим «дружелюбием» его было не обмануть.
— Давно у меня валяется серебряный рубль. Советский, знаете, такой большой со звездой, двадцать четвёртого года чекана, неплохо бы продать кому, да вот не знаю, сколько он сейчас стоит? Может, проконсультируете?
Естественно, Бурбелла не знал про рубль ничего, да если бы и знал, консультировать не стал. Интуиция бывалого человека чуяла ловушку, уверена была в ней. Поэтому, нисколько не колеблясь, прямо глядя в глаза молодому, спросил, — капитан, что тебе от меня надо?
Началась игра в переглядки. С минуту они, молча и с некоторой напускной ленцой, рассматривали друг друга. Оба понимали суть происходящего и насквозь сканировали друг друга, оба видели примерно равнозначную оценку своим возможностям, но в отличие от молодого, который хотел бы «разговорить» оппонента, старый и в мыслях не держал подобного. Он был связан чужим внутренним делом и не имел права его разглашать на стороне, да и отношение к нему здешних товарищей к сотрудничеству как-то не располагало.
Неглупый Кузнецов всё это мгновенно просчитал и крыл про себя самовлюбленного идиота Рыщука ядрёными матюгами. Ему сейчас могла бы пригодиться любая информация от человека, видевшего изнутри обиталище вурдалака. Он не оставлял желания прищучить со временем гада, из-за которого его красавица сестра вынуждена была уехать и, похоже, навсегда.
Отъезд был необходим, иначе молодая и красивая девушка превратилась бы в рано постаревшую и издерганную бабу, вполне возможно «спившуюся истеричку с немытыми патлами и каплей, свисающей с кончика постоянно шмыгающего с крупными порами сизого носа». Почему-то именно таким он описал на расширенном родственном совете образ сестры в недалёком будущем. В другое время его подняли бы на смех из-за такого преувеличенно унизительного образа всеми любимой родственницы, но кто-то вовремя добавил про «постоянно слезящиеся глаза с красными набрякшими веками». Всё! Эти литературно-выспренные изыски в своих представлениях и допущениях словно ошпарили кворум, и решение было единодушным. С болью в сердце вся родня пришла к общему знаменателю — девушке надо поскорей уехать и как можно дальше.
Капитан, молча и с неприязнью, рассматривал небритый мощный подбородок задержанного, прекрасно сознавая: против этого волка он — щенок легавый. Этот крепкий мужик с обветренным, как у заядлого рыбака по зиме лицом, обладал упрямством носорога, и ничто из него, панцирного, не выбьет нежелания сотрудничать. Опер уже сталкивался с представителями старой гвардии, и впечатления были, прямо скажем, только «головой покрутишь да руками разведёшь».