Не от мира сего

УЖЕ ВО ВРЕМЯ ПУБЛИКАЦИИ в журнале отдельных глав книга вызвала широкий отклик православных читателей. Кое‑кто присылал рассказы о посмертных впечатлениях, которых сподобился сам или слышал от переживших «клиническую» смерть. Отец Серафим напечатал и некоторые из писем. Пожалуй, самое любопытное прислал один греческий епископ. Недавно ему исповедалась старушка, которой выпало в молодости после неудачного аборта испытать минуты «смерти». Поскольку к аборту ее принудили родители, Господь дал ей возможность покаяться и вернул к жизни. Всю ночь пребывала она мертвой и ожила уже в гробу. Она описала всё, что испытала, и рассказ ее в точности соответствовал святоотеческим рассказам.

Православные безоговорочно приняли и поддержали книгу о. Серафима. Елена Юрьевна Концевич, безусловный авторитет и знаток святоотеческих писаний, даже заключила: «Книга более чем замечательная. Это классика богословская. По этой книге надо преподавать в духовных учебных заведениях. Я в самом большом от нее восторге».

Но были и исключения — одно достаточно важное, указавшее о. Серафиму, сколь нужна и своевременна книга. Пока «Православное Слово» продолжало публиковать отдельные главы, редактор православного журнала на Аляске начал печатать серию статей с нападками на учение, изложенное в «Душе после смерти». Отец Серафим писал: «Нападал он не столько на взгляды автора книги, но и на учение, изложенное Свято–Троицким монастырем в Джорданвилле,. на проповедь архиеп. Иоанна (Максимовича) «Жизнь после смерти», напечатанную в «Православном Слове» № 4 за 1971 год и приведенную в десятой главе данной книги. Выступал критик и против учения свят. Игнатия (Брянчанинова), вдохновившего автора книги, и вообще против учения, изложенного во многих православных источниках за многие века и выражающего живое благочестие сегодняшних верующих».

Критик обозвал все эти православные источники «фантастической» литературой и духовным заблуждением. Он полностью переиначил святоотеческое учение и вывел свои путаные и противоречивые теории. Отец Серафим написал приложение к книге, назвав его «Ответ критику» (от упоминания имени его он воздержался): «Мой критик совершенно не приемлет никакой «деятельности» души в ином мире, особенно после смерти, т. е. всего того, что описывается в житиях святых. В результате он измыслил свое учение об «упокоении» или «успении» души после смерти, тем самым перечеркнув самую идею живой, действующей души после смерти. Он утверждает: «В православном понимании после смерти душе волею Божией надлежит находиться в упокоении, в полном бездействии, в состоянии сна, в котором она лишена способности слышать, видеть, что‑либо делать. Равно не может она ничего знать или помнить!» Даже среди неправославных теория эта пользуется поддержкой лишь в некоторых сектах, лишенных глубоких исторических корней христианства («Свидетели Иеговы» и «Адвентисты седьмого дня»). Поразительно слышать те же речи — да еще в столь безапелляционном тоне, — выдаваемые за точку зрения Православия.

Напрасно искать в Священном Предании отповедь подобным «учениям», ибо никто в Церкви никогда не принимал их всерьез. В главе десятой мы привели цитату старца Амвросия о том, что душа «оживает», избавившись от бренного тела. Св. авва Дорофей учит, что «по выходе из тела душа помнит всё яснее и четче, так как освободилась от греховной оболочки». И преп. Кассиан Римлянин говорит, что «душа после смерти оживает». Подобные высказывания можно найти у многих святых Отцов. Но цитаты эти — лишь малая толика православных свидетельств, отрицающих «успение души». Да и вся молитвенная жизнь Православной Церкви предполагает, что души «бодрствуют» в мире ином, что участь их можно облегчить. Православные взывают в молитвах ко святым и те откликаются — значит на небесах они сознательно трудятся. Не счесть, сколько раз являлись святые после смерти, и все упоминания об этом в православной литературе нельзя отвергнуть как вымысел. Если прав наш критик, тогда уже много столетий неправа Церковь!»

Наибольший гнев критика вызвало православное учение о мытарствах. «Похоже, — замечал о. Серафим, — что они ему столь претят, что подвигли на измышление противоречивой теории об «успении души». Критик постарался представить учение о мытарствах в карикатурной, гротескной форме, обрисовав их буквально, обмирщенно, а потом и вовсе отбросив самоё представление о них как «галлюцинацию», «порождение, достойное астрологов». Здесь нас тоже постоянно ожидают соблазны и обвинители, да только дремлет наше духовное око и мы видим лишь результат бесовских козней — грехи, которые совершаем, страсти, которым поддаемся. После смерти же душа прозревает, видит духовную действительность (обычно впервые) и тех, кто беспрестанно докучал нам при жизни.