Не от стыда краснеет золото

Мила ее поняла слёту и, выдернув руки из ванночки, помчалась в другой зал. Тетка с коллекцией услышала Милкин топот и повернулась к потенциальной покупательнице, сияя ослепительной улыбкой торговки, впаривающей сомнительный товар покупателю-лоху. Мила протянула к ней мокрую лапку:

– А мне можно посмотреть?

Тут произошло что-то непонятное: улыбка сползла с теткиного лица, буквально слиняла. Тетка грубо выхватила из руки одной из мастериц монетку, которую та рассматривала, швырнула ее в свою объемистую сумку, почти такую, как у Зои, и сгребла со столика салфетку, на которой было разложено для демонстрации еще несколько монет. Салфетку она тоже зашвырнула в сумку, не особо церемонясь с наследием любимого дедушки. В ней явно не бродили дедушкины нумизматические гены.

– Не хотите – не надо! Уговаривать не буду. Дорого им! – сварливо сказала тетка и направилась к выходу.

– Чего это она, с дуба рухнула?! – изумилась мастерица. – Еще и не поторговались!

– Как с цепи сорвалась! – согласилась вторая.

– Чем это вы так ее напугали? – заинтересовалась третья, приводившая в порядок голову профессора Доуэля.

Ошеломленная Мила вышла из ступора и понеслась к выходу. По тротуару шагали люди, но тетки не наблюдалось. Как сквозь землю провалилась.

– Хотела ей сказать пару ласковых! – объяснила Мила.

– А как она выглядела? – спросила Люся.

– Да самая обычная тетка! Ростом с меня, может, пониже. Но толстая! – тут в ее характеристике прозвучала гамма звуковых оттенков: и высокомерие, и снисходительность, и жалостливое презрение.

Саму Милу, при всех ее крупных статях, толстой мог обозвать только человек, которому она была резко антипатична. И только с единственной целью – побольнее ужалить.

– Юбка до пят, из марлевки, сто лет уже такие не носят. Соломенная шляпа, солома там, конечно, и не ночевала, синтетика. Из-под шляпы – темные волосы, каре, вроде бы. Лица не разглядела, очки черные в пол-лица, даже в помещении не сняла. Ярко-красная помада. Ну вот только ротик – как у Джулии Робертс. Всё!

– А чего, собственно, вы так переполошились из-за этой тетки?

– Да не из-за тетки! Из-за монет.

– Мы с этим Сараем да с кладами скоро уже с ума сходить начнем. Везде монеты, монеты, монеты!..

– Теперь уже другой вопрос: почему она так прореагировала на Милкино появление?

– Прямо припадочная какая-то!

– Может, вы с ней все-таки знакомы?

– Да что ты, ей богу! Я бы узнала.

– Тем более странно! На милицейского работника ты никак не тянешь…

– Ну а монет ты так и не разглядела?

– Конечно, нет!

– Допустим, монеты из Сарая. Подделка или настоящие?..

– Допустим! Если подделка, то все становится более-менее понятным. Она и так настороже, а тут ты несешься, как танк. Просто нервы не выдержали.

– А если настоящие? Если они из того клада, что мы нашли?

– Тогда они расползаются, как тараканы.

– Есть и еще вариант: где-то имеется другой клад.

– А та шкатулка, что у нас в музее отрыли, – это уже третий? Но Никита сказал, что на той глубине, где в траншее нашли нашу шкатулку, она быть не могла, слишком мелко. «Биржевики» же не копали до культурных слоев.

– Так что же, ее сначала зарыли специально, чтоб потом откопать? Но это же безумие какое-то! «Бриллиантовая рука»!

– И почему именно у нас в музее, именно в Артюховске, а не в другом городе или в том же Пороховом?

– И почему тетка объявилась в Артюховске, чтобы монеты продавать?

– Ну, этого мы не знаем, может, она не только в Артюховске успела побывать.

– В Пороховом нельзя, слишком близко от раскопок.

– И вполне вероятно, что это все провернул житель Порохового, чтоб подальше след увести.

– Тогда понятно, почему шкатулка – новодел, а монеты настоящие.

– Почему?

– Этому товарищу просто надо было выиграть время. Пока в Артюховске разберутся, что настоящее, а что нет! Экспертизы, то, сё. А в Пороховом – археологи рядом, специалисты. Вон, Шпигалев сходу определил.

Дамы задумались.

– И все-таки, что бы это значило – «из раскопа»? Может, монеты у него украли, из найденных ими? Помните, я рассказывала, в газете читала про две шкатулки?

– Тогда бы крали со шкатулкой!

– А если нельзя было? А несколько монет – можно!

– Тогда это кто-то из своих, шпигалевских. Потому он и мечется, Никита же сказал, что тень на него падает.

– Нет, не может быть! Археологи – бессребреники, это же их работа!

– Ой-ё-ёй! Как будто в банках банковские работники не воруют! Каждый день в новостях, мы же телевизор смотрим!

– А потом, они же наверняка давным-давно эти шкатулки сдали, куда положено, да по описи, да все пересчитали до монетки! Как-то там у них же все это делается!

– Может, новые откопали? В прессу же не всё попадает!

– Ага, каждый день – по шкатулке! Будет вам.

– Девочки, – задумчиво сказала Люся, – мы удалились в сторону. Если шкатулку в нашем музее закопали, для того, чтобы её нашли, то главный вопрос – кто же её закопал?

– Тот, кто знал про траншею!

– А пороховчанин никак не мог про нее знать!

– Неувязочка…