Не отдавай меня никому

«Так это все же радость?»

– Спасибо, – благодарно шепнул он ей и поцеловал в волосы, чуть притянув к себе.

Дана чуть не зарыдала от счастья. Как мало, оказывается, нужно, чтобы он снова улыбался ей.

Все ели пироги, и все хвалили пироги, и съедено было все. А затем, они переместились на диваны и стали болтать о всяких новостях в сфере продаж и прочих делах.

Алекс тоже уселся, и Ирис прыгнула к брату под бок. Он приобнял ее и поглядел на отца. Тот через стол улыбнулся ему, поднял бокал и неторопливо вышел на веранду. Дана накинула плед на плечи и вышла следом за ним.

– Не помешаю?

– Ну что ты, конечно нет, – похлопал он скамью рядом с собой. – Тоже решила им не мешать? – улыбнулся Виктор, отпив немного бурбона.

– Ирис явно соскучилась по брату, – улыбнулась Дана.

– Они редко видятся, хоть и живут в одном городе.

– У Александра очень много работы.

– Да, я знаю, – добродушно ухмыльнулся Виктор. – Мне ли не знать, ведь это я его ей завалил. Я отошел от дел после смерти Марты. Сердце, – указал он на грудь рукой, – не стерпело ее ухода. Я и года не продержался.

– Это был несчастный случай?

– Нет. Она целенаправленно на это пошла.

Дана обескураженно молчала:

– Сама?

– Она безумно хотела второго ребенка. И мы пытались долгие годы, а потом и мечтать забыли, как вдруг «вы беременны». Ей сказали, что с ее сердцем не стоит рожать в таком возрасте, ей ведь было уже за сорок, слабые предсердия, но она наотрез отказалась кого-либо слушать. Тогда я чуть не потерял ее, так много мы ругались. Я хотел, чтобы она жила. Но не понимал, что для нее жизнью и было подарить жизнь кому-то еще. И, в конце концов, я смирился с ее решением, – Виктор отхлебнул до дна и грустно поглядел на Дану. – Она просто не проснулась после операции.

– Я соболезную, – пробормотала девушка, сжавшись под пледом, что вдруг перестал ее греть.

– Ничего, мы пережили это. Именно тогда-то и началась эта история с пирогами, – усмехнулся Виктор.

– В каком смысле?

– Я знаю, что Алекс и Ирис терпеть их не могут, – тихо засмеялся Хард старший. – И то, что Алекс не терпит чай, я тоже знаю.

– Тогда почему не остановите их? – удивленно уставилась на него Дана. – Разве это не расстраивает вас?

– Нет, – с улыбкой покачал он головой, – это радует меня и успокаивает мое сердечко. Ведь каждый раз, когда они едят этот малиновый пирог я понимаю, что дети меня все ещё любят, и жизнь снова наполняется смыслом. А они поступают так именно ради этого.

– Это как-то неправильно.

– Любовь не бывает правильной! Любовь штука сложная. Независимо от того, кого мы любим, мы идем на огромные компромиссы. Мы жертвуем своими амбициями, своей гордостью, мы жертвуем собой.

– Я не понимаю, что может обрести человек, который предаст себя и свои мечты.

– Другого человека. Он получит его полностью и без остатка. Это и есть любовь – когда ты отдаешь все свое, чтобы получить все его. Это самый честный обмен. Обмен жизнями и ценностями. Ты становишься чем-то большим, чем просто ты. Ты становишься любимым, родным, незаменимым. Ты становишься целым миром для кого-то. А без этого кого-то… ты обычный непримечательный человечек, что сидит и пьет бурбон, – улыбнулся он и поглядел на опустевший бокал. – Без тех, кто любит нас, мы никто.

Они сидели в тишине, смотря как снег падает на землю под светом желтых фонарей.

– Наверное, ты замерзла, – вздохнул Хард старший. – Пойдем в дом?

– Да, конечно, – Дана поднялась.

– И, если, не сложно, не говори Ирис о смерти ее матери. Для нее мама умерла позже от сердечного приступа.

– Я поняла.

Они присоединились к общей беседе, а Дана никак не могла собраться с мыслями. Отдать всю себя? Всю? Пожертвовать амбициями и гордостью, чтобы получить его? Она поглядела на Александра, который смеялся, болтая о чем-то с Ирис. Ему нужна семья. Он хочет детей. Готова ли она на все это? Способна ли сделать его счастливым?

Мысли путались, а ответа все не было.

Гости разъехались, и они остались на кухне вдвоем. Джеймса тоже отпустили и, поэтому, сейчас, Дана и Алекс прибирали со стола и мыли посуду сами.

– Ты сегодня какая-то задумчивая, – вытирая бокалы, произнес Хард.

– Просто я разглядела, – она уставилась на свое отражение в белой фарфоровой тарелке.

– Что? – напрягся Алекс, чувствуя, что Дана готова отрезать от него очередной кусок.

– Ту самую почти незримую черту. Думаю, я смогу, – перевела она взгляд на Александра.

– Сможешь что? – все сильнее тревожился Хард.

– Отдать себя, чтобы получить тебя.

Он ошалело посмотрел на нее:

– Ты понимаешь, что мучаешь меня, Дана?!

– Не называй меня так!

– Боже! Да чего ты хочешь?! – сорвался он. – Что мне думать?! Ты заявляешь, что ненавидишь меня, а потом возвращаешься и рвешь документы на развод! Ты кричишь, что не любишь меня, но просишь не оставлять! Я запутался, Дана! – бокал выскользнул из его рук и, рухнув на пол, вдребезги разбился. Его осколки рассыпались вокруг. Алекс тяжело выдохнул и прикрыл глаза. – Объясни мне, что происходит. Объясни, чтобы я понял, иначе, ничего не выйдет.

Дана взглянула на него и напугано прошептала: