Не откладывай убийство на завтра

– Тогда пошли, пока время есть, коробка у меня в комнатушке.

Катка повернула голову.

«О чем же они разговаривают?»

Ручкин метался по гримерке, как тигр по клетке. Глаза его горели, ноздри раздулись, во рту дымилась сигарета.

– Как ты могла, Лилиана, как ты могла?

Серебрякова смотрела на Константина Вольдемаровича в зеркальном отражении.

– Костя, ты о чем, я не понимаю?

– Затеяла грязную игру, зачем? – продолжал бушевать режиссер. – Я не могу понять, о чем ты думала в тот момент, когда кусала кормящую тебя руку?

– Можно ближе к сути, я не в настроении разгадывать ребусы.

– К сути, ты хочешь ближе к сути, тогда читай, – Ручкин бросил Серебряковой газету.

На первой полосе Лилиана увидела свою фотографию.

– Господи, как я плохо получилась, настоящая баба-яга… неужели нельзя было сфотографировать снизу? Ужасно!

– Не идиотничай, за каким чертом ты давала это интервью?

Серебрякова пробежалась по статье. По мере чтения ее глаза все больше округлялись, и, надо заметить, было от чего. В статье говорилось:

«Звезда сериала «Святые грешники», несравненная Лилиана Серебрякова дала откровенное интервью нашей газете, где рассказала, как на самом деле обстоят дела на съемочной площадке. Серебрякова утверждает, что съемки больше напоминают зоопарк, где собрались абсолютно бездарные актеры во главе с режиссером, который, по ее словам, является настоящим тираном и деспотом. «Ручкин – это одно большое недоразумение, очевидно, он учился своему ремеслу не в Институте кинематографии, а дома, по книгам. Я не доверила бы ему снять даже рекламный ролик, не говоря уже о сериале, который он благополучно портит своим присутствием на площадке».

Нелестно отозвалась Серебрякова и о коллегах по цеху, актриса считает, что большинству из них следует подметать улицы, а не стоять перед камерой. «В сериале заняты несколько человек, которые не имеют к актерской профессии никакого отношения. Просто некоторые богатые дядечки заплатили немалые деньги, чтобы их абсолютно бездарные протеже мелькали на экранах телевизоров. Если так пойдет и дальше, съемки превратятся в фарс. Куда мы катимся? Лично я серьезно подумываю об отказе от съемок…»

Лилиана швырнула газету на пол.

– Полная туфта! Бред сивой кобылы!

– Не говори, что ты непричастна.

– Конечно же, я непричастна, более того, я не давала это интервью! Как ты мог поверить какой-то бульварной газетенке?

– Эту, как ты выразилась, бульварную газетенку читают миллионы людей, и они поверят каждому напечатанному в ней слову.

– Но я-то здесь при чем?

– Ты виновата!

– Виновата? Костя, одумайся, тебе прекрасно известно, как журналисты стряпают подобного рода статьи, для них это пара пустяков.

– Лилиана…

– Предлагаешь мне залезть на куранты и во всеуслышание заявить, что я ничего такого не говорила?

– Неплохая идея!

– Я серьезно!

– И я, мне не до шуток, после статьи положение твоих дел может заметно пошатнуться, зря ты сказала о протеже…

– Я не говорила! Не говорила, пойми ты, наконец!

Ручкин качал головой. С одной стороны, он понимал: Лилиана говорит правду, но с другой… он сам утром получил по шапке от вышестоящих, и теперь ему необходимо найти виноватых. Серебрякова подходила на роль козла отпущения, как никто другой.

– Через пятнадцать минут быть на площадке, – процедил он и вышел.

Серебрякова скинула на пол пепельницу. Она и до этого момента ненавидела журналистов, но после такого произвола ненависть ее возросла в десятки раз.

Катарина достала из коробки маленькую кожаную сумочку. Внутри покоились бумажные салфетки, конверт и шариковая ручка. К ее большому удивлению, на конверте Катка обнаружила свое имя.

– Ничего не понимаю…

Идея Карповна подошла ближе.

– Ты о чем?

– В сумочке лежал конверт с моим именем, наверное, Таня…

Дверь открылась. Бросив взгляд на Копейкину, Марина попросила гримершу срочно зайти к Серебряковой.

Распечатав конверт, Катка увидела сложенный вчетверо тетрадный листок, исписанный неровным почерком Татьяны.

«Катка, если ты читаешь это письмо, значит, я уже давно на том свете. Очень надеюсь, что ты все-таки его прочтешь и оно не попадет в посторонние руки. Ты пребываешь в шоке, и я тебя понимаю, но… речь не об этом. Каточка, я покончила жизнь самоубийством, это правда! Поверь, у меня не было другого выхода. Если бы я не подсыпала себе яд, то, возможно, мой труп нашли бы через несколько дней или недель с перерезанным горлом или простреленной головой. Не пугайся, все уже позади, я сама избрала для себя такую кончину, мне ни капельки не страшно. Жаль только маму… и тебя, ведь, кроме вас, у меня нет никого на белом свете.