— Не знаю, — созналась я. — Но это не значит, что ты будешь учиться меньше или иначе, чем твои сокурсники. Ты только будешь по-другому представлять свои знания. Письменный экзамен в самом деле практичен для массы людей, но ничто не говорит против устного.
— Все-таки это было бы неправильно.
— А провалиться на экзамене, хотя ты знаешь больше, чем многие другие, это правильно?
— Нет, но я не хотел бы из-за болезни получить другое отношение. Ты тоже могла бы рассказать Эриксену о своем неврозе. Он наверняка согласился бы пересадить подальше студентов мужского пола, чтобы тебе не надо было постоянно на них оглядываться.
Я скривилась:
— Ты заметил это?
На лице Коннора появилась знающая улыбка, но что-то в выражении моих глаз заставило ее ослабнуть, пока она совсем не исчезла.
— Не волнуйся. Это заметно, только если знаешь, на что надо обратить внимание. Любой другой подумает, что ты просто нервничаешь из-за экзамена.
— Хорошо. — Я облегченно вздохнула, однако остался налет неуверенности. Мне стало жарко от мысли о том, чтобы рассказать о своих страхах Луке и Апрель. И я не хотела, чтобы кто-то из моих сокурсников узнал о них.
Коннор мягко подтолкнул меня плечом:
— Не беспокойся. Большинство людей слишком зациклены на себе, чтобы обращать внимание на других. До сих пор никто не заметил мою проблему, а она гораздо более очевидная, чем твоя.
— Ты так считаешь? Я ни о чем не догадывалась, пока Аарон не намекнул в новогодний вечер. В групповой работе с Гэвином ты даже добровольно вызвался переписать тексты. — Я насторожилась. — Почему? Ты мог бы просто сделать доклад. —
— Конечно. — Коннор вздохнул и закатил глаза. — Перед всеми людьми не суметь правильно прочитать вслух записи? Нет, спасибо. Лучше я поработаю дома за письменным столом, даже если это тяжело.
— Хорошо, это я могу понять, — ответила я.
Перед аудиторией наши пути разошлись. Коннор пошел на следующий курс, а я отправилась в библиотеку, чтобы не опоздать.
Луки в книгохранилище еще не было. Я включила компьютер и поставила сумку рядом с письменным столом, потом вытащила с полки первый ящик и принялась за работу. Постепенно карточек в ящике становилось меньше, и они начали опрокидываться, поэтому первые минуты смены я посвятила тому, чтобы сдвинуть теснее оставшиеся. Пустые ряды в задней части шкафа демонстрировали то, что сделали Лука и я. Эта работа не меняла мир, но это было что-то, возможно, мы облегчим этой систематизацией жизнь каким-нибудь студентам.
Я как раз хотела снова приступить к своей непосредственной работе, когда в тишине книгохранилища раздался писк телефона в моей сумке. Я поставила на пол картонную коробку и пошла к столу, чтобы прочитать полученное сообщение.
Оно было от Луки:
Я ответила ему:
Потом я положила телефон в карман и снова принялась за работу, но мне было тяжело сконцентрироваться на книгах в ожидании прихода Луки. Мы не говорили друг с другом со времени поцелуя, и это нервировало меня, поскольку я не знала, что Лука думал об этом.
Наконец я услышала, как кто-то спускается по лестнице в подвал, и в книгохранилище распахнулась дверь, которую клин удерживал приоткрытой.
— Привет, — сказал запыхавшийся Лука.
— Привет. — Я наблюдала, как он поставил рюкзак рядом с моей сумкой и снял куртку, покрытую каплями дождя.
— Извини, что опоздал, но у меня была еще одна лекция. Она должна была закончиться полчаса назад, но доцент затянул время. Поэтому мне пришлось бежать через кампус.
— Я думала, что после обеда ты свободен.
Лука вытащил из рюкзака бутылку воды и жадно выпил ее до дна, прежде чем ответил мне.
— Уже нет. Вчера я зарегистрировался на факультативный предмет, который порекомендовал мне профессор Рихардс.
— И?
— Что и? — Его грудь все еще сильно вздымалась и опускалась.
Я закатила глаза:
— Что за факультативный предмет?
— Творческое письмо. Последние семестры курс вел профессор Колеман, что было полной катастрофой. Поэтому я до сих пор от этого удерживался. У Колемана на Новый год был сердечный приступ, что, конечно, ужасно, но теперь курс ведет Брайан Ривера. Он работал редактором в больших издательствах, сотрудничал со многими серьезными авторами и сам уже опубликовал несколько книг под псевдонимами; пару его книг я читал.
Он говорил быстро, и мне было трудно воспринимать его слова. Не только потому, что у него все еще был запыхавшийся голос, но и потому, что я не знала, на что обращать внимание в первую очередь.
Я отложила старую книгу с потерянной обложкой, которую держала в руке.
— С профессором Колеманом все хорошо?
— Насколько может быть после сердечного приступа, но он это переживет. Возможно, он вернется в следующем семестре.
— Хорошо, это уже что-то. А как тебе понравилась лекция Риверы?