— Так ты художница? — спрашивает Жека.
— Да, — отвечает за меня Руслан, — и очень талантливая.
— Уже нет, — поправляю я. — Была когда-то
— Почему была? Руки-то на месте и работают. — Женя смотрит непонимающе. Вероятно, она из тех, чей стакан всегда наполовину полон.
— Действительно, Нара, это же те самые краски, — с трудом находит слова Руслан. — Хоть попробуй.
Я открываю первый попавшийся тюбик и выдавливаю немного на гладкую, белую поверхность. Яшма красная подлинная. Макаю кисточку в воду, вожу ею по краске и тыкаю в центр листа, а потом кидаю её в банку, наблюдая, как вода окрашивается в нежно-коралловый. Краски на натуральных тертых камнях. Раньше мне было бы жаль так их разбазаривать.
— Доволен?
— Нара, я не очень разбираюсь в современном искусстве, но мне кажется, что тебе лучше вернуться к портретам.
— Руслан, унеси это.
— Может это еще немного здесь побудет?
— Нет! — повышаю голос. — Я сказала, унеси сейчас!
— Хорошо, — соглашается он спокойно, но в темных глазах буря. Нет, не злость. Грусть.
Сбрасывает всё в коробку и выносит её за дверь. Передо мной остается только банка с водой и блюдце с капелькой краски.
— А ты можешь быть жестокой. — хлестко замечает Жека, посматривая на меня осуждающе.
— Почему вы так сказали?
— Мальчик у тебя хороший. Видно, как из кожи вон лезет, пытаясь тебя приободрить, а ты вон как жестоко его отбрила. Он аж в лице поменялся. И мне, незнакомому человеку, его жаль. Нара, ты не устала?
— От чего?
— Быть такой токсичной? И еще, от вечной жалости к себе? Могла бы мальчика своего пожалеть для разнообразия. Ему тоже тяжело.
— Так я не держу! — восклицаю я, не понимая, почему она так на меня накинулась.
— Держишь. Он же не виноват, что так тебя любит. Тебе этого в лицо больше никто не скажет, не тактично, но мне можно. Я ведь тоже инвалидка. Не болезнь твоя ему продыху не дает, а твое отношение. Оно его убивает потихоньку. Пожалей Руслана, пока не поздно, он не железный.
Да кто она такая, чтоб мне всё это высказывать? Знает меня меньше получаса, а говорит такие вещи! Во мне кипит злость. Я бы хотела сказать, что и Женя не понимает, как мне плохо. Но не могу. У неё ведь тоже и авария была, и жизнь на «до» и «после» разделилась, и мобильность не особо отличается сейчас от моей. Я злюсь, потому что она права.
— Ты вот зачем живешь? Чтоб ходить? — продолжает она словесную бомбардировку.
— Не знаю.
— Ты знаешь, ходить — это не самоцель. Ты живешь, чтоб мальчика своего любить, чтоб радовать его, чтоб делать так, чтоб он мог продолжать любить тебя. Вы такие молодые, красивые, вся жизнь впереди, а ты всё сейчас портишь своей токсичностью. На его душе сейчас такое же пятно расплывается, как и на листе бумаги, который ты так яростно требовала унести. Сейчас вернется, поговори с ним. Скажи что-нибудь хорошее. Теперь твоя очередь рассказывать ему сказки о том, что всё будет хорошо, и однажды эти сказки станут правдой.
Она говорит, и горечь в моей душе рассасывается. Я смотрю на банку с водой и вижу, как сверкают на солнце частички пигмента. Я не могу так сразу стряхнуть депрессию, но должна хотя бы попытаться ради него.
Возвращается поникший и потухший Руслан, который всеми силами это скрывает.
— Ладно, дети мои, я поскачу подышать воздухом, а вы тут поболтайте. Скоро увидимся, талантливая художница, — подмигивает она мне.
— Евгения, вам помочь? — предлагает Руслан, глядя, как она грузно встает на костыли.
— Нет, Русланчик, спасибо! Я сама.
Мы молчим, слушая удаляющийся грохот костылей. Руслан не знает, что делать дальше. Не знает, как подступиться ко мне, чем задобрить и развеселить. Я ужасна.
— Руслан, сядь, пожалуйста, рядом.
Руслан садится и кладет голову мне на плечо. Я обнимаю его и глажу по спине. Это первый раз за все время, когда я сама его касаюсь.
Руслан прижимается ко мне крепко, но аккуратно, и я чувствую, как что-то горячее пропитывает футболку. Руслан беззвучно плачет. Это всё я сделал. Всему виной моя черствость и зацикленность на собственных проблемах.
— Прости меня, пожалуйста! — шепчу я.
— Нара, я не злюсь и не обижаюсь на тебя. Я хочу, чтоб ты понимала, почему мне так тяжело. Я привык жить с твоей болезнью, но ты продолжаешь меня отталкивать. Ты уходишь все глубже в депрессию, а я ничего не могу сделать.
— Ты не соскучился по нормальной жизни?
— Нет! — почти выкрикивает он.
— Почему?
— Я ею живу. Ты моя нормальная жизнь.
Прикладывается солеными мокрыми губами к моим, и я понимаю, что только он — мое спасение.
— Я такая глупая, прости!
— Нара, я всё понимаю. Я знаю, что тяжело. Но ты продержись еще немного. Скоро всё наладится. Счастливая жизнь буквально за поворотом. Я обещаю.
— Руслан, привези мне набор для графики, а акварель пусть немного подождет. Я встану на ноги и буду ею рисовать.
Глава 15. Руслан. Через тернии и провода…