Не отпускай меня никогда

Пустая вежливая фраза. Может, все и вправду будет здорово. А может, и не будет. Грейс знала, что если целый день ждать чего-нибудь хорошего, а оно так и не случится, то потом станет очень обидно.

Поэтому она держалась изо всех сил и старалась ни о чем не думать, однако в конце последнего урока мысли все равно вернулись к запретной теме. От этого она почувствовала себя неуютно. Захотелось съесть шоколадный батончик, припрятанный в рюкзаке, но Грейс стерпела: учительница могла поймать ее с поличным и забрать шоколадку. А последней шоколадкой рисковать не стоило. Карманные деньги, выданные на неделю, уже закончились – иначе Грейс точно их потратила бы. Она старалась растянуть сладости на подольше, получалось плохо.

Зазвенел звонок, и Грейс вздрогнула.

Вылетела в коридор, откопала шоколадку и развернула уже набегу. То есть на ходу. Она быстро шла к выходу и жевала батончик. Мама всегда встречала ее во дворе.

И на этот раз она тоже стояла на нужном месте. Грейс даже удивилась. Самую малость.

– Что ты жуешь? – спросила мама. Говорила она быстро и выглядела довольно бодро – во всяком случае, по мнению Грейс.

– Ничего.

– Не пытайся меня провести, Грейс Эйлин Фергюсон. У тебя губы перепачканы. Шоколадом.

– А, это… Нас на последней перемене угощали.

– Тогда придется поговорить с твоей учительницей и попросить, чтобы тебе больше не давали ничего сладкого. Мне не нравится, когда ты ешь всякие гадости.

– Не надо, пожалуйста! Мы же с тобой в первый раз за несколько дней увиделись. То есть, мы и раньше виделись, но не так… Ну, ты понимаешь. Давай не будем ссориться.

Грейс знала, что мама чувствует себя виноватой, и слегка давила на совесть.

– Ладно. Пойдем домой.

«Ух ты, она и вправду взяла себя в руки!» – радовалась Грейс по дороге. Но не проронила ни словечка, иначе мама бы догадалась, что поначалу Грейс ей не верила.

Дома их ждал самый вкусный ужин на свете: макароны с сыром и хот-доги. Пожалуй, чувство вины – это не так уж и плохо. За столом мама поинтересовалась, не хочет ли Грейс сходить на собрание в реабилитационном центре, где ей понравилось.

– Конечно, хочу, – ответила Грейс.

Тем же вечером они собрались и поехали в центр.

Один из пассажиров в автобусе, какой-то странный мужчина, не сводил с них глаз. Сидел прямо напротив. Грейс подумала, что, на первый взгляд, он вполне нормальный: красивое пальто, обручальное кольцо на пальце, опрятная прическа, только ведет себя подозрительно. Слишком уж пристально на них смотрит.

Однако мама ничего не замечала.

У нее в руках была маленькая пластиковая бутылочка; через некоторое время мама откинула голову, положила что-то в рот и запила водой. Грейс не успела разглядеть, что было у нее в руке, поэтому спросила в лоб:

– Что ты пьешь?

– Ничего, – сказала мама. – У меня голова болит, таблетку проглотила. Не забывай, кто тут мама, а кто дочка.

– Ладно, – ответила Грейс.

– Надеюсь, ты сегодня не станешь трогать корзину со сладостями?

– А можно взять одну лакричную конфету?

– Можно взять любую конфету. Одну.

Мама постоянно повторяла это правило, да разве за корзиной уследишь? Поэтому Грейс обычно удавалось ухватить побольше.

Правда, в тот вечер все сложилось совсем по-другому. Очень даже неплохо с одной стороны, и совершенно ужасно – с другой.

С корзиной дела обстояли так: ее передавали вокруг стола, и каждый брал по конфете (можно было не брать, если не хочется, но Грейс решительно не понимала тех, кто отказывался от сладкого). Потом корзина снова шла по кругу, постепенно пустея. В отличие от остальных, Грейс не сидела на месте, а слонялась по комнате, стараясь не шуметь и не мешать собранию. Так что можно было незаметно подходить к столу и угощаться. Остановить ее могла только мама.

Все складывалось очень даже неплохо и совершенно ужасно одновременно. Неплохо – потому что Грейс умудрилась стащить рекордное количество конфет, и совершенно ужасно – потому что мама опять стала сонной и не замечала, что происходит вокруг.

Грейс начала злиться. До нее постепенно дошло, какие таблетки мама приняла от головной боли – ничего общего с обычными лекарствами. Если у других мам болела голова, они просто пили аспирин; во всяком случае, так было заведено во всех знакомых семьях. Чем чаще мама подпирала рукой голову, почти утыкаясь носом в стол, тем решительней Грейс атаковала сладости.

Она в очередной раз подошла туда, где стояла корзина, сунула руку прямо перед носом у одной дамы и выгребла всю красную лакрицу. Конфеты как раз поместились в горсти.

Грейс отошла в угол, села у стены и принялась грызть лакрицу и злиться.

Потом собрание закончилось, взрослые стали натягивать куртки, и некоторые из них поглядывали на Грейс с сочувственными улыбками. Она терпеть не могла, когда так делали.

Через некоторое время к девочке подошел высокий мужчина с седыми усами, присел на корточки, чтобы заглянуть Грейс в глаза, и спросил:

– Это твоя мама, да?

К тому моменту мамина голова окончательно упала на стол.

– Ага, – с явным недовольством ответила Грейс и тут же одернула себя: с такими вещами не шутят. Мама у нее одна, другой нет.