Не отпускай мою руку

Занавеска рывком отдергивается. Перед ней стоит тень с кухонным ножом в руке. Имельда пытается высвободиться. Тщетно.

Она заживо по собственной воле влезла в слишком тесный для нее гроб.

Сначала она чувствует сильную короткую боль в сердце. Ее руки пытаются ухватить занавеску, но сжимают пустоту. На несколько секунд их сводит судорогой, потом они падают, обмякшие и бессильные, как два увядших листа на концах двух мертвых веток.

38 В облаке

11 ч. 43 мин.

— Папа?

Это не крик — всего лишь шепот в белой ночи.

У Марсьяля бешено колотится сердце. Софа здесь, в паре метров от него.

— Софа?

Они снова берутся за руки. Ни тот ни другая ни слова не произносят. Марсьяль ведет девочку уверенно. Они идут вниз по склону, и чем дальше, тем плотнее окутывает их туман.

Голоса полицейских, приказы через мегафон, крики, беспорядочный топот доносятся все слабее, будто сквозь вату. Полицейские стали невидимыми призраками, и ветер их рассеял.

Они уходят. Марсьяль прекрасно представляет себе, где они находятся. Он выучил наизусть каждый квадратный сантиметр карты, он отлично ориентируется, а если понадобится, еще и компас достанет из кармана. Сначала им надо идти вдоль ручья: если держаться восточнее, здесь не так уж и опасно, большую часть территории занимает поросшая деревьями равнина, их не увидят с воздуха, даже если туман рассеется. Дальше ручей впадает в Восточную реку, и тогда им надо повернуть на восток и идти через лес, где растут тамаринды, пальмы и вейнманнии, — лес, пересеченный прогулочными тропами, которые им придется обходить, и прорезанный потоками лавы, остывшей несколько десятилетий назад. А потом почти до океана тянутся поля сахарного тростника, чьи стебли достигают трех метров в высоту. Под его прикрытием они подберутся как можно ближе к бухте Каскадов.

По расчетам Марсьяля, до берега им осталось километров пятнадцать, и дорога все время будет идти вниз, они спустятся на тысячу семьсот метров. Софа будет идти, сколько сможет. Они будут отдыхать. Он ее понесет.

Они теперь так близки к цели.

Они дойдут.

Для очистки совести Марсьяль вытаскивает из кармана компас. Им надо держать курс на северо-восток, по направлению к крохотному кратеру, очертания которого едва угадываются в тумане.

— Не отпускай мою руку, Софа, нам так идти еще несколько часов.

— Мама ждет нас в самом низу?

— Надеюсь, солнышко. Разговаривай поменьше, мы должны беречь силы.

Марсьяль знает, что примерно через час они окажутся ниже облака, и тогда им придется быть еще более бдительными.

12 ч. 48 мин.

Папа посмотрел на часы и сказал, что у нас есть небольшой запас времени, потому что я шла быстро и не ныла. Еще он сказал, что теперь нам осталось только спуститься через большое поле, на котором растут стебли в четыре раза выше меня, и мы окажемся на месте.

— Там, где нас ждут? — спросила я у папы. — Мы придем туда вовремя?

— Да, если ты и дальше будешь так же хорошо идти, солнышко.

Я ничего не ответила, я все время думаю про записку, оставленную на машине у отеля.

Всреча

В бухти каскада

Завтра

16 ч

прихади с девочкой

Мне будет нелегко…

Я не стала жаловаться папе, но у меня болят ноги, у меня все болит. Хотя, может, папа и сам догадался, потому что он согласился остановиться у реки.

Это скорее ручей, объяснил мне папа. В этой реке нет воды или почти нет, совсем чуть-чуть на дне оврага. И здесь растут фрукты, папа сказал, их можно есть, надо просто срывать с веток, некоторые я узнала — грейпфруты, клементины. Он мне сказал, как называются другие, — кафир-лайм, гуаява.

Когда мы только начали спускаться, папа все время со мной разговаривал, называл все деревья, цветы и фрукты. Но теперь, когда мы остановились, папа опять ушел далеко. Не то чтобы он от меня куда-то далеко ушел, я не это хотела сказать, нет, он сидит рядом, на камне. Просто он уже обо мне не думает. Такое с ним часто бывает. Мне кажется, тогда он уходит к моему старшему брату, Алексу. Тому, который умер. У папы немножко мокро в уголках глаз.

Потому я и догадываюсь, что он уходит мысленно говорить с Алексом и еще с другими призраками, которые жили до моего рождения.

13 ч. 03 мин.

Марсьяль поднимается, чтобы нарвать плодов гуаявы с веток, которые со всех сторон пронизывают начавший редеть туман. Он складывает их на землю, чтобы потом угостить Софу. Сейчас дочка играет. Он смотрит, как она пытается устроить в ручье миниатюрную запруду.

Эта маленькая женщина приводит его в изумление.

Она уже поняла, когда ей можно превращаться в очаровательную болтушку, которую не заставишь умолкнуть, и в какие минуты надо тихо уходить в собственный воображаемый мир и не мешать отцу думать о своем.

Марсьяль вздыхает, ощупывает карман, подавляя желание выкурить самокрутку с листьями конопли. Не здесь. Не теперь. Не при Софе.

Он поднимает глаза и видит в разрыве облака робкий клочок голубого неба в форме сердечка, перечеркнутого тонкой белой линией.

Это просто самолет. Его воображение могло бы дорисовать остальное…