Не отрекайся от себя

Господи, Всевышний, всем святым пророк,
Преподай нам, грешным, мудрости урок!
Бремя одиночества мучает меня —
Нет в ночи спокойствия, и средь бела дня!

Где-то «одиночество» в комнате сидит,

Грустно, озабоченно за окно глядит:
Гробовые черви видятся ему,
Колоритом смерти насыщая тьму;
Плач и скрежет бездны душу тяготит —
Хлеб отодвигает, телом всем дрожит!

Этот же, лежачий, молится богам,

Чтобы поскорее оказаться там,
Где нет резей, колик, «рак коварный сыт»,
Ишемия – в «коме», скука – не томит!
И постели смрадной уж не будет там,
Не придётся клянчить ссохшимся устам,
Ноги полумёртвые там не допекут,
И укоры родичей в Лету отойдут!
Ему смерть – как благо, как свободы лик,
Отчужденье трупа – долгожданный миг!
И душа, как птица, взмоет в небеса,
Навсегда отбросив бренны телеса!..

Эта ж, с виду дева, на стезе дурной

Сладостно вкушает плод запретный Твой:
Страстью с одиночеством борется она,
Телом загорается, а душой – темна!
Те, кто с нею в баре, тоже, знать, одни —

В пьянке прожигают считаные дни!

Плоть лобзая чувственно, падая к ногам,
Скуку одиночества превращают в срам!

А чревоугодник борется с тоской,

Набивая снедью рот заплывший свой:
Весь в пищеваренье – для еды живёт!
Тяжело уж дышит – скоро отдохнёт.

И правитель властный борется с тоской,

Утверждая эго телом и душой…
Богу уж не молится, видно, возомнил,
Что Творца небесного он заворожил!
Старая проблема, но ему не впрок —
Знать, забыл «великий», как просил горшок!

Тех же «гиппократов» позднею порой

Пронимает горечь, когда вдруг больной,
Взглядом отрешённым канув в пустоту,
Пастыря отвергнув, плюнет в суету!
Вспомнятся сомненья… алчное нытьё,
Старые лекарства, сладкое житьё!
И глаза старушки в ветхом пиджачке
С пенсией ничтожной в сухонькой руке!

Гонорист, осанист «денежный мешок»,

Свысока взирает, точно он божок,
Утопает в благах: женщины, вино.
Но порой вздыхает, и немудрено…
Весь погряз в заботах – он и здесь, и там,
Бизнес заставляет кланяться скотам!
Отягчён бывает пошленьким бытьём —
Не спастись от скуки дорогим питьём!

Ночью он – картёжник, днём – крутой делец…

Круг, увы, замкнулся! А духовный срез?
Обещал (по пьянке) в божий слог вникать,
Отдохнуть от плоти, боль души унять!
Пару свечек ставил в святочные дни,
Но, видать, до Бога не дошли они…
И уж нету мочи, нет пути назад —
Деньги любит очень, только им и рад…

Тот профессор щупленький чудаком прослыл,

Сгорбился на кафедре – всем уж опостыл!
Опусы и звания – его бытиё,
Но волнует к старости «чёртово бабьё»!
Он готов на «свежесть» все труды сменять,
Возлюбить студентку и концы отдать!
Мэтра одиночество стало допекать,
Но не хочет чёрт ему… годы возвращать!

Наркоман, пьянчужка борются с тоской,

Создавая праздник иллюзорный свой:
Море по колено, клятый кайф, склероз
И «бомжовый дриблинг», и вся жизнь – курьёз!

Феминистка злобно борется с тоской,

Навевая порчу на весь род мужской!
Много желчи, фальши, в дефиците ум,
Будто в гэльской юбке – сам «Агрипп Постум»!