Не отверну лица

Им только по семнадцати. Сразу после экзаменов они всем классом записались в добровольцы. Дежурные по полку часто выговаривали нашему командиру взвода, что его подчиненные не помнят номера своего подразделения. На вопрос: «Откуда?» — отвечают: «Рядовой Сизов из девятого «Б». Или рядовой Киселев или Яровой. Впрочем, никого еще не наказали за такой ответ. Просто терпеливо разъясняли: забудьте о своем девятом «Б». Вы — солдаты.

Бойцы совершенно искренне обещали исправиться. И не исправлялись тоже честно.

Их только девятнадцать во взводе, но чувствуют себя так, будто их вдвое больше. Может, потому, что в комсомольском билете каждого крохотная фотография оставшейся в Зауралье школьницы. Юные их подруги путаются в войсковых терминах не меньше самих бойцов. Вместо индексов «А», «К», «М», обозначающих роту, после номера полевой почты любовно выводят на конвертах фиолетовыми чернилами: «Девятый «Б».

От таких писем веет партой и мелом — запах, который глубоко проникает в душу и сохраняется дольше самых дорогих духов на свете.

Все девушки — худенькие, толстощекие, с косичками и коротко остриженные — на карточках неизменно улыбались. В письмах они дружно называли вооруженных бойцов «мальчиками». Сами они с первого сентября стали на целый год старше: пошли в десятый класс, а их отважные заступники ходят по суровым полям Украины в звании рядовых из девятого «Б».

В списках старшины личный состав этого взвода числится как получающий сахар вместо махорки. Поскольку в хозяйстве старшины чаще, чем сахар, водились леденцы, взвод по команде «Перекур!» достает из карманов дешевые конфеты...

Меня как комиссара перевели в этот взвод не случайно: отсюда начинаются все события ротного масштаба.

...Колонна выбиралась из лощины на косогор, когда я поравнялся с серединой роты.

Почему-то я сразу заметил бойца Киселева. Он был грязен с головы до ног и без оружия. Киселева вели под руки двое рослых девятиклассников, первый и второй номера станкового пулемета. Упасть на марше — немудреная штука. В ночных переходах можно запросто сыграть в кювет и досматривать там счастливые сны. Но упавший обычно бодрится и норовит поскорее занять свое место в строю, чтобы избежать жестоких насмешек...

Над Киселевым никто не смеялся. Девятый «Б», похоже, скорбел над такой незадачей своего товарища. Только эти двое, что были рядом с Киселевым, и сам пострадавший улыбались.

— Чепуха, комиссар! — сказал первый номер пулемета Пимка Яровой с нарочитой бодростью. Он ловко вскинул на спину вещмешок Киселева. — Стоило ли по пустякам шум поднимать? Скажи-ка лучше, когда там в небесном генеральном штабе дадут команду насчет дождика?.. — невесело полюбопытствовал он.

У Пимки ковыльного цвета чубик, белые бесцветные брови и пушок над верхней губой — белый-белый. Когда он задумчив, кожица на лбу собирается в тоненькую, еле заметную складочку.

Второй, здоровяк Осинин, шел с двумя автоматами за плечами и тащил тележку пулемета. Он тоже хотел сказать мне что-то веселое, но его опередил сам Киселев:

— Не вздумай докладывать командиру, — тревожно заговорил он, соскабливая ладонью грязь с плеча. Потом добавил с гордостью: — Девятый «Б» никогда не подводил роту, комиссар.

Он, вероятно, говорил бы еще, но лихорадочную речь его предательски оборвал кашель. Киселев был бледен и кашлял часто, однако никогда не жаловался на простуду и сторонился врача, когда тот делал санитарный обход.

Этот боец вообще не внушал мне доверия: на две недели он опоздал в запасной полк, в дороге потерял все документы, кроме комсомольского билета. Если бы не дружное заступничество взвода, ему, пожалуй, и не выписали бы красноармейской книжки без особой проверки, хотя в прифронтовой зоне случалось и такое: солдаты отставшие от своих частей, могли влиться в любое подразделение, идущее на передовую... Обязаны были так поступить по военным правилам. Киселев вел себя в данном случае как заправский вояка, разыскав свою часть даже без документов.

Я не стал спорить с девятым «Б». Они наверняка все были бы не на моей стороне. Я молча подпрягся в пулеметную тележку, став между Киселевым и Осининым,

А дождь все шел. На расстроенные ряды бойцов лился дробный поток воды.

Вскоре мы по еле заметным скользким тропинкам спустились в пологую балку, криво перерезавшую нам путь. По днищу балки весело гудел ручей, трудолюбиво растачивая свое русло. В мутной воде откуда-то сверху тащился негодный скарб отнюдь не степного происхождения: банки из-под консервов, нестираные бинты, обгорелые снарядные ящики, жирная пакля. Игриво колыхаясь, проплыла полузатопленная немецкая каска с овощными очистками.

Я выскочил на взгорок, чтобы осмотреться.

Кто-то домовито обживал наш степной овраг, называемый по-местному балкой. Сужаясь и раздаваясь, будто в угоду ручью, балка эта вихлясто уходила вдаль. Она, как исполинская морщина, придавала затуманенному дождем лицу поля, слегка взрытому оспинками воронок, скорбный материнский вид.