И от этого становилось еще страшнее. Он не пожалеет ни меня, ни моего ребенка. Но пока я ему нужна. Для чего? Разгадать его намерения не получалось.
Не думаю, что в один момент он просто взял и возжелал меня. В его страсть или любовь верить не приходилось. Такие люди не умеют любить никого, кроме себя. Так зачем я ему понадобилась? Я и мой ребенок.
Гордо вскинула голову, чувствуя себя намного смелее, когда мое тело не выставлено напоказ.
— Зачем вам мой ребенок?
И снова эта улыбка, от которой по телу пробежала дрожь.
София требовательно надула губы, переключая мое внимание на себя, и грациозно, я бы даже сказала, расслабленно села на низкую софу, закидывая ногу на ногу.
— Максимилиан. Зачем ты с ней возишься? Даже если тебе нужен этот дракончик в ее теле, он явно не сейчас появится на свет.
Император зло оскалился, пригвождая дуреху взглядом. Та обиженно замолчала, крутя завитушки изящным пальцем. Церемониться с ней он явно не собирался. Только вот она этого еще до конца не осознавала, продолжая тянуть одеяло на себя. Атмосфера сгущалась. Воздух затрещал от напряжения, исходящего от императора.
Он глубоко вздохнул и…
— Выйди вон, — жесткий беспрекословный тон.
Я сделала шаг в сторону, до последнего надеясь, что он обращается ко мне. Но быстро вернулась на место, остановленная его режущим взглядом.
— София. Пошла вон. И не приходи, пока сам не позову.
Перевела взгляд на девушку, следя за ее реакцией. Она вспыхнула, покрываясь алыми пятнами, резко встала и, шурша длинными юбками, вышла из залы, громко хлопая дверью.
Все.
Мы с императором снова наедине.
Когда здесь находилась София, переносить его присутствие было как-то легче. Не так страшно. А сейчас… сейчас я тряслась, как тростинка на ветру, сжимая от бессилия пальцы.
Его глаза горели лихорадочным блеском. Он медленно поднял руки и начал молча расстегивать мелкие пуговицы на белой рубашке.
Справился быстро. И сорвав ее с тела, расправил плечи, представая передо мной обнаженным по пояс.
Я вздрогнула. Попятилась назад. Но успела сделать лишь несколько шагов. Император нагнал, хватая меня за волосы.
— Ты многого не понимаешь, — вгрызаясь в меня взглядом, яростно прорычал. — И многого не знаешь. Истинного положения вещей. Драконы. Многие из нас перестали переворачиваться, теряя своих зверей. Ты знаешь, каково это, когда твой зверь умирает?
Я поежилась. Нет, не знала и, если честно, даже представить боялась. И признаваться в том, что мне известно про его дракона, не стала.
— Мы все просрали, истребив белых драконов. И когда я смотрю на тебя, Дара, — взгляд потяжелел, останавливаясь на моих губах, — я жалею лишь об одном. Почему он…почему не я удостоился быть твоим истинным. И так сдыхаю, без зверя жизни нет. А так бы ощутил, каково это сгорать от страсти…
Сказал и набросился на мои губы. Я напряглась, стискивая зубы, сопротивляясь вторжению его языка. С силой надавила на его грудь, пытаясь высвободиться. И не придумала ничего лучше, как прикусить его язык, с силой смыкая зубы. Во рту появился металлический привкус его крови. Он зарычал, отпрыгивая от меня.
— У тебя нет выбора, — обтер ладонью кровь. — Не хочешь по-хорошему, будет по-плохому. Хотя, думаю, ты будешь паинькой. Ведь жизнь твоего ребенка всецело зависит от меня.
Я тоже задышала шумно, содрогаясь от ужаса и тяжести в груди.
— Зачем вам я? Зачем вам чужой ребенок? Если пророчество вступило в силу, значит, Веррион умрет. А я… я не думаю, что моя драконица долго проживет с ним в разлуке.
Он засмеялся.
— Как таковая ты мне не нужна. Так, легкое увлечение.
— А как же стоять по правую руку? — спросила с вызовом, все больше запутываясь в его намерениях.
— Родишь ребенка — и все. Он ключ ко всему.
Снова подошел.
Не в силах выносить его прикосновения, вскинула руки, ладонями упираясь в его грудь.
— Не подходите.
Заправил мой выбившийся локон за ухо.
— Глупая. Могла бы жить со своим ребенком и ни в чем не нуждаться.
Ничего не стала объяснять, только сильнее уперлась руками… Нехотя отпустил и отошел, разворачиваясь ко мне спиной.
— Твой ребенок сможет сделать невозможное. Он вернет моего зверя, и все станет как прежде.
— Да что прежде? Когда он родится, все государство будет уже в руинах, — опустив самое главное… а когда поняла, что именно он сказал, закрыла рот руками. Мой ребенок? Вернуть зверя?
Развернулся.
— Неужели ты не понимаешь, что мне все равно. Без дракона мне долго не прожить. А если так, то и на государство, которое мне всучили не спросив, мне все равно.
Он сжал пальцы в кулак и ударил им в свою в грудь, вминая его в ребра.
— Здесь. Здесь невыносимо болит.
Я с удивлением посмотрела туда, куда он показывал. Как внезапно, словно по волшебству, все изменилось. Для меня изменилось. Я увидела в центре его груди что-то черное, размытое, с оборванными краями.
Не думая, что творю, сделала шаг и сама… сама прикоснулась к этому месту, не боясь и не убегая прочь.
— Что это? — мой голос задрожал от странного чувства. Я ощущала его боль, боль его зверя, который подыхал без своей истинной.
— Он не ушел, — ошарашенно прошептала.
— Что? Ты его видишь?