Не плачь, Джульетта! [Феллини]

Больница Римини через несколько дней после операции.(1993 год) На левом краю авансцены виден бокс с кроватью и тумбочкой. Надпись: «Городская больница РИМИНИ». За прозрачной ширмой, лицом к зрителям сидит Журналист. Он присутствует в воображении выздоравливающего больного, провоцируя его на исповедь. Общается с залом, комментируя действие. Вокруг него — корзины и вазы с букетами цветов.

Феллини(в кровати. Толстая монахиня в крахмальном чепце ухаживает за больным).

Монахиня: — Вы идете на поправку, синьор Феллини. Весь Римини молится за вас. Верно говорят, что в родном городе даже стены лечат. Приехали навестить родные места и с божьей помощью лишились воспаленного желчного пузыря. А в Риме еще не известно, как бы все вышло… Там все куда–то торопятся, чего–то все ищут… А чего, спрашивается?

Феллини: — Счастья, полагаю…(приглядывается к ней) Сестра, подайте мне, пожалуйста, вон те карандаши и листки. (Берет карандаши, рисует задницу отвернувшейся монашки. Заходит Доктор со стопкой телеграмм, замечает рисунок)

Доктор: — Вижу, все идет прекрасно, а, маэстро? Скоро вы будете бегать. (Улыбаясь, подмигивает, кладет на тумбочку пачку разноцветных бланков) А это новые телеграммы — вся Италия желает вам скорейшего выздоровления. Розовые бланки — послания от правительства.

Феллини: — С наслаждением почитаю на досуге. Где Джульетта?

Доктор: — Я отпустил синьору Мазину в Рим — сказал, что теперь ей не о чем беспокоиться. Она уехала рано утром, вы еще спали.

Феллини: — У Джульетты срочные дела в столице…(протягивает Доктору рисунок) Это вид сестры Паулиньи сзади. Не могу же я пристально смотреть монашкам в лицо. Весьма выразительная… спина, не находите?

Журналист (сообщает зрителями, находясь вне палаты) — Спина? — сказал он? — Задница! Он всегда рисовал задницы. И на вопрос журналистов «Что вы больше всего любите?», отвечал примерно следующее: «…Гомера, мороженое с орехами, вокзалы, пустые церкви, Ариосто, женские толстые зады на велосипедном сидении…» Вот так — все в один ряд.

Феллини(доктору): — Детские впечатления…Еще в весьма юных летах я с ватагой пацанья бегал к часовенке при церкви деи Паолотти, куда иногда приезжали святить свою живность крестьянки. Мы прозвали этих деревенских красоток «Усачками». На верхней губе у них отчетливо виднелся темный пушок. Мы лихорадочно пересчитывали велосипеды, определяя, сколько «усачек» приехало сегодня в часовню и ждали. Наконец «усачки» выходили со своими курами, кроликами, козами и усаживались на велосипеды. Мы замирали — наступал главный момент! Заостренные рыльца седел, словно мышки, шустро скрывались под юбками из черного блестящего и скользкого сатина. От этого обтягивались, надувались, вспыхивали восхитительными бликами задницы… Задницы, равных которым не было во всей Романье…

Доктор: — В этом смысле у нас тут благодатный край! Есть на что посмотреть. Природа и всякое такое… Медицинское обслуживание на высоте. Совсем не плохая больница.

Журналист: — Терпеть не могу больницы. Тем более, с монашками. Но уж очень хочется застать его врасплох! Схватить за живое.

Феллини: — Доктор, ко мне все время рвется какой–то журналистик. Им, видите ли, постоянно требуются интервью. Можно подумать, что мне известна истина в последней инстанции. И нужно притворяться, что все знаешь, широко мыслишь, и можешь высказать точку зрения на проблемы человеческого существования, религии, политики, любви, подтяжек. А у меня нет идей общего порядка и я лучше себя чувствую, не задаваясь ими. Да, да! Без всяких шаблонных «высоких» идей!

Доктор: — Помилуйте, я лично запретил пускать в больницу посторонних! (заглядывает за ширму, не видит Журналиста) — Никого.

Журналист: — Разумеется, доктор не видит меня. Ведь я присутствую лишь в воображении синьора Феллини.

ПоявляетсяДежурный: — Принесли цветы от мэра Рима! (две монахини вносят огромную корзину роз и уходят)

Доктор: — Тут записка! (передает Феллини)