Не плачь, Рапунцель!

Неблагодарные поросята! Хоть и нельзя сказать, что мои детективы нас кормят, тиражи и гонорары у меня не те, чтобы содержать семью, но кое-какие денежки приносят. На икру не хватит, а на хлебушек – вполне.

Тут я сообразила, что забыла дать неблагодарным поросятам ЦУ по части питания, заглянула в квартиру и крикнула:

– Ешьте борщ и котлеты, они на балконе!

Снова закрыв дверь, я быстро зашагала по коридору к лестнице. На ходу продолжала думать на заданную тему – о балконе. Сейчас мы его используем как холодильную камеру, но это временное решение, а что потом? Может, присоединить балкон к кухне – не такая плохая идея?

Нет, не хочется ломать стену, возиться с кувалдой или, не приведи бог, с дрелью, грязищу развозить…

Лучше купим плетеные кресла и столик, поставим их на балконе, будем летом там посиживать с книжкой или бокальчиком вина, любуясь видом на капустное поле и канал с уточками – они прекрасно видны в просвет между домами напротив…

Я стала мысленно подбирать и расставлять мебель и поняла, что мне мешает створка окна. Кто только придумал остеклить балкон так, что оно открывается внутрь? Это же очень неудобно! Вот на той съемной квартире, где мы жили…

Я остановилась как вкопанная, пораженная внезапной мыслью.

– Тпру, мертвая! – совершенно по-некрасовски пробасил, едва не врезавшись в мою спину, какой-то малюточка.

Начитанный, а невоспитанный, машинально подумала я и отошла к краю протоптанной в поле дороги к метро, чтобы не мешать другим торопыгам.

Мне срочно нужно было: а) подумать и б) позвонить.

– Условно добрый день, это снова я, – сказала я в трубку.

– Вижу, слышу, – без энтузиазма, но и без прискорбия откликнулся капитан Чайковский.

– И опять насчет того Алишера, который вовсе не Мухаммад. Где он сейчас?

– Понятия не имею, как-то не слежу за перипетиями его судьбы. У меня таких, пригляда требующих, сотни, если не тысячи…

– А зря не следите! – перебила я вековечную песнь – «Плач участкового о нелегальных мигрантах». – Потому что он соврал!

– Кому, когда, в чем?

– Если Смурновых убили, когда Алишер был у милой, не мог он уйти после свидания тем же путем, каким явился!

– Это почему же?

– Да потому, что убийца оставил окно на балконе Смурновых распахнутым! А оно открывается не внутрь, а наружу, я точно помню! Не мог парнишка, какой бы он ни был монтажник-высотник, пройти по узкому карнизу мимо балкона к подъезду при открытом окне!

– Он мог его закрыть и после этого пройти.

– Тогда оно так и осталось бы закрытым. Там изнутри защелка, она автоматически срабатывает, как «собачка» в дверном замке.

– Интересно. Надо проверить.

– Проверяйте. – Я отлепила телефон от уха, чтобы взглянуть на время, поняла, что опаздываю, и завершила разговор.

Тут же мне позвонила Ирка и недовольно спросила:

– Долго еще тебя ждать? Наша очередь вот-вот подойдет.

«Их очередь»! Шустра моя подруга, уже и примчалась куда надо, и внедрилась!

– Я очень тороплюсь, но меня отвлекают наши детективные дела. – Я выделила голосом местоимение.

Подруга намек не поняла и не усовестилась.

– Если не успеешь – в музей не попадешь, мы ждать не сможем, тут люди в очереди уже такие возбужденные, как будто не за культурой стоят, а за колбасой в эпоху дефицита, – протараторила Ирка.

Стало ясно, что ее внедрение не прошло тихо и гладко.

– Куда мне мчать, к какому входу?

– К Иорданской лестнице.

– Ладно, бегу. Если не успею, идите сами, а я подожду вас на набережной напротив выхода.

Я максимально ускорилась, но все-таки опоздала. Когда вылетела из-под арки Генштаба на Дворцовую площадь, мои компаньоны уже взяли Зимний.

Пришлось утешиться тем, что Ирка и Архипов – гости города, а я-то уже практически местная и не должна относиться к посещению объектов турпоказа с повышенным энтузиазмом.

Местные же всегда демонстрируют безразличие к топовым достопримечательностям в зоне их проживания. Сочинцы, например, гордятся тем, что не ходят на море. А москвичи и питерцы редко бывают в музеях и театрах, разве что иногда выводят туда гостей из провинции и малых деток.

Я побродила по Дворцовой площади, где как раз устанавливали елку, сделала несколько фото. Потом прогулялась к Медному всаднику, чтобы проверить, не изменилось ли мое видение памятника. В прошлый раз я вдруг заметила, что змеюка под копытами коня поразительно похожа на помятую канализационную трубу – ремонт сильно меняет сознание.

Я вообще заметила, что мое восприятие города становится другим. Это началось еще летом – я тогда долго жила у тетушки, дожидаясь получения ключей от своей новой квартиры. И если в прежние мои короткие визиты сначала в Ленинград, а потом в Санкт-Петербург город представлялся мне чередой открыточных видов, то теперь я видела его изнанку и даже иногда позволяла себе что-то критиковать.

– Это совершенно нормально, – сказала тетя Ида. – Раньше у тебя был взгляд туриста, а теперь ты репатриант. Вернулась на родину предков с любовью к ней, но и с опытом, который нельзя было приобрести здесь, – она плавно повела рукой, словно отдергивая воображаемый занавес.