– Это Эстер мне прислала, – говорю я.
– С чего вы взяли? – удивляется детектив. – С какой стати Эстер посылать эсэмэску на собственный телефон?
Эта мысль мне раньше в голову не приходила. В самом деле, почему Эстер отправила эсэмэску на собственный телефон, а не на мой?
– Сама не знаю, – признаюсь я. – Может быть, она знает, что ее телефон у меня. Или… – Я быстро умолкаю и пожимаю плечами. Понятия не имею, почему Эстер вздумалось послать эсэмэску на собственный телефон. – Она убила прошлую соседку, – тихо признаюсь я, хотя мне кажется, что я предаю Эстер. Последние слова произношу шепотом, как будто боюсь, что Эстер меня услышит. – Келси Беллами, – продолжаю я. – Она и меня пытается убить. – Я рассказываю об изрезанной в шредере фотографии, на которой я иду по улице в сливовом свитере, о красной полосе поперек моего горла. Это явная угроза.
– Эстер не пытается вас убить, – отвечает детектив. Судя по голосу, он вполне уверен в своих словах, как будто нисколько не сомневается. Как будто точно знает.
– Почему вы так говорите? – спрашиваю я. – Откуда вам известно?
И он начинает объяснять.
По словам детектива Дэвиса, они с Эстер познакомились с год назад, когда он расследовал смерть Келси Беллами. По его словам, дело оказалось очень простым. У Келси была пищевая аллергия. Она съела что-то, на что у нее аллергия, и вовремя не получила лекарство. Каждый год от анафилактического шока умирают сотни людей. Это не слишком частая причина смерти, и все же такое случается. Вот что говорит мне детектив. Да, возможно, свою роль в гибели Келси сыграла халатность, и тогда многие обвиняли Эстер.
– В нее тыкали пальцами, – говорит он. – Людям нравится тыкать в кого-то пальцами. Им нужно кого-то обвинять. – Но после того как смерть Келси признали несчастным случаем, Эстер и детектив Дэвис вздохнули свободно. Детектив нисколько не сомневался в том, что Эстер ничего не подмешивала Келси намеренно. – На своем веку я повидал самых разных лжецов, – говорит он, – но Эстер не из таких. Она замечательно прошла проверку на детекторе лжи. Она сотрудничала со следствием. Ее можно назвать образцовым свидетелем. К тому же она очень раскаивалась. Она ужасно себя чувствовала из-за того, что случилось с Келси. Она сразу призналась в том, что перепутала муку, и не пыталась оправдываться. Не могу сказать то же самое о большинстве свидетелей – тем более о виновных… – Он вздыхает и продолжает: – В субботу вечером она неожиданно позвонила мне… Мы с ней не виделись давно – возможно, около года. А в субботу она сказала, что должна кое-что мне показать… У меня создалось впечатление, что она напугана. – В его голосе слышится убежденность. Я невольно затаиваю дыхание, словно забываю дышать. Эстер была напугана? Но почему? При одной мысли об этом мне хочется плакать. Эстер было грустно, Эстер была напугана – а я ничего не знала!
Почему я ничего не знала?
Что я за подруга?
– По телефону она была немногословна. Сказала, что хочет что-то рассказать при личной встрече. Кажется, она получила какое-то письмо или записку… Не знаю, что там было; возможно, письмо имело какое-то отношение к мисс Беллами, – говорит детектив.
Сердцебиение у меня учащается; руки, которые я грею в рукавах голубого свитера, начинают потеть.
– Когда она вам звонила? – уточняю я.
– В субботу вечером, часов в девять, – отвечает он.
Часов в девять… Вскоре после того, как я пошла в тот дурацкий караоке-бар, оставив Эстер дома, в пижаме, под пледом. Она нарочно ждала, пока я уйду, чтобы позвонить детективу? Да была ли она в самом деле простужена? Эстер получила какое-то письмо или записку… Не может быть! Я вспоминаю письма, начинающиеся со слов «Любовь моя». Эстер ничего не получала, а те письма написала она сама. Наверное, он ошибается. Подпись вполне недвусмысленна: «С любовью,
Возможно ли, что сама Эстер – «Любовь моя»? В такое верится с трудом.
– Письма у меня, – говорю я детективу Дэвису, лезу в сумку и протягиваю ему два листка. – Я захватила их с собой.
Я таскаю их с собой в сумке, потому что не могла придумать другого безопасного места, где их можно было оставить. Конечно, я их читала, и не один раз; ни в одном из них нет ни слова о Келси Беллами. Детектив Дэвис бегло просматривает письма; судя по всему, они и на него не производят особого впечатления, хотя он спрашивает, можно ли на время взять их. Я киваю и смотрю, как он осторожно убирает письма в нечто вроде пакета для улик; наверное, потом с них снимут отпечатки пальцев и проведут криминалистическую экспертизу, чтобы узнать, на какой машинке их напечатали.
Не поймите меня неправильно, письма совершенно сумасбродные. Можно сказать, бредовые. Но в них нет никакого признания, а Келси Беллами вообще не упоминается. Видимо, детектив что-то не так понял. Должно быть, он неверно истолковал слова Эстер – а может быть, она солгала или, по крайней мере, скрывала от него правду. Может быть, Эстер пыталась сбить детектива со следа. Но зачем?