Для справки, Медвежья Поляна это давным-давно освоенная стартовая площадка для выходящих на маршруты групп. На "медвежке" перед выходом участники переупаковывают рюкзаки, там последняя тёплая ночёвка на траве.
А дальше?.. Дальше каменные загривки морен, снег, льды…
Сегодня всё по-другому. Нет мирной суеты, не слышно шуток и смеха. Инструктор, чуть пришли, сразу собрался вверх. Последние указания. Группе — переночевать и ждать команды сверху, а нашей с третьеразрядником Володей Погосовым связке рано утром выйти на маршрут.
………………………..
Утро следующего дня. Ранний подъём и выход. Тяжелый путь к стене Белалакаи. Пот и сорванное дыханье. Сказывается отсутствие акклиматизации в разреженной атмосфере высокогорья. Наконец — стена… Вверх уходит веревка навешенных спасателями перил.
Щёлкнули карабины.
Вова идёт первым. Я с разрывом с десяток метров — за ним. Пот заливает глаза. Рюкзаки оттягивают плечи. А скалы не шуточные. Базальты Белалакаи не паркетный салон для светских раутов.
Метр за метром мы все дальше от подножья. Вниз лучше не смотреть. Это потом, походив по маршрутам, немного привыкаешь к высоте. А пока…
Сначала мы услышали голоса наверху. И вот она — полочка, по которой прохаживается начспас района.
Володя уже преодолел последние метры и сидит, свесив ноги.
Я лезу оставшиеся метры. Тяжело.
— Михал Михалыч, — это я к начспасу, — можно я отстегнусь от перил и пройду правее? Там, вроде поположе. Устал…
Начспас отмахнулся: — Отстёгивайся…
И продолжил свой променад.
Погос вытаращил глаза:
— Тёма, не отстёгивайся…
А я уже уходил вправо от перил, и через мгновенье пристроился рядом с ним. И глянул вниз… За перегибом скалы разверзлась пустота. Под ней, где-то там, метров на триста ниже, проблескивало солнечными зайчиками ледниковое плато.
Ах, какой же узенькой вдруг стала наша полочка…
И я инстинктивно сдвинулся поглубже, подальше от пустоты и ледника. И неловко навалился на сидящего парня в пуховике. И услышал стон.
…………………….
Меня прицепили к концу тонюсенького стального троса, намотанного бухтой на катушку, на закорки усадили того самого парня, который стонал на полочке, и дюжий спасатель в красивой пуховке скомандовал, давай, мол, двигайся на край скалы, и вытягивай весом трос.
— Ни фига себе, турпоходик!
И я выпросил разрешение двигаться к пропасти на четвереньках. Вроде бы, не так страшно.
— Ну, что же, валяй, коли силов хватит, — осклабилась красивая пуховка.
Я смог. Мы повисли над пропастью. Какая-то сила покручивала трос, и перед глазами проплывала картина сначала стены, а потом она плавно перетекала в завораживающую панораму Кавказа с вершинами на горизонте, а потом снова наплывала стена…
Медленно-медленно, лёгкими толчками, мы продвигались вниз, пока не достигли скальной площадки, где нас уже ожидали спасатели из "Красной Звездочки". Сноровистые, они бережно сняли с меня мычащего от боли раненого, уложили его на носилки. Тут же вкололи что-то, а параллельно в раскрытый рот из тюбика (впервые видел такое чудо!) выдавили шоколадную гусеницу.
Дальнейшего я не увидел, ибо пришлось снова карабкаться вверх.
А Вова к этому времени успел побывать на полке, которая стала последним приютом второго в пострадавшей связке.
Его звали Борис В. Сейчас он, плотно упакованный, лежал в алюминиевой акье. Четвёрка альпинистов, впряжённых в скорбную ношу, изготовилась. Вперёд уже выбежали разведчики, призванные торить путь. Вот ведущая пара вышла на лёд, а следом на натянутых постромках застучала по льду акья, и наконец арьергард, слегка натянув верёвки, сдерживая бег, выскочил на покатую поверхность ледника. Транспортировка началась.
Разведчики далеко впереди. Вот один из них предупреждающе вскинул руку: трещина!
Не мешкая, нашли удобное для перехода сужение, перепрыгнули. И побежали дальше. А двойка с разбега перескочила ощеренный зев ледяной бездны, сзади, ударяясь о края, громыхнула акья. За ней следом порхнули замыкающие.
Бегут по леднику альпинисты. Грохочет акья. Завершает своё последнее восхождение наш товарищ…
Внизу на Медвежьей Поляне — столпотворение. Те, кому не довелось выйти на маршрут, сейчас встречают нас, готовясь перехватить траурную эстафету.
А мы шли, усталые, гордые своей принадлежностью к благородному братству горовосходителей. Шли сквозь строй самых близких людей на свете…
ЛЕНИНГРАД — БЕЗЕНГИ — 1968
Зимой одна тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года по установившейся зловредной привычке бросать всё к чёртовой матери и нестись, куда глаза глядят, я очутился в Ленинграде.
Так сошлось, что переезд стал как никогда возможен, и, не сумняшеся ничтоже, увольняюсь из лаборатории энергии ветра и солнца физико-технического сектора Академии Наук Азербайджана, которую мой друг Юра Горин прозывал не иначе, как лабораторией перевода энергии солнца в энергию ветра. Физики шутят…
Что подумал тогда мой патрон Чэ-Эм — академик Чингиз Мехтиевич Джуварлы, планировавший грядущим летом отправлять своего выдвиженца в новосибирское отделение Академии в целевую аспирантуру, не хочется даже пытаться представить себе.