Не по совести

– Конечно, – незамысловато кивнув головой, подтвердил звероподобный человек свою «полную осведомленность», – громкие разрывы салюта.

– Да нет… не то, – не скрывая своего недовольства, продолжал предводитель преступников, – «бабский голос»… «напрягись» повнимательнее…

Михайлов стал пристально вслушиваться в непроглядную темень – и вот тут и до его более «крепкого слуха» донеслись еле слышные крики:

– Помогите!.. Спасите!.. Меня убивают!

– Молчи, «прокля́тая шлюха»! – кричал на Дамиру тот, что оказался побольше, нанося ей ногой удар за ударом и нещадно пиная по бесподобно красивому телу.

Постепенно она превращалась в одну, сплошную, синюшную гематому: преступный изверг не щадил ничего – ни туловища, ни лица. Второй его подельник в то же самое время раздирал на ней короткое платье и остальное белье, пока еще неприхотливое и не выделявшееся особым изыском. И вот! В тот момент, когда девушка совсем уже готова была лишиться сознания, прямо перед ее основным обидчиком выросла невысокая фигура, принадлежавшая отморозку, не менее бездушному, но более чем отчаянному, – это, чуть ранее «бросив» на ходу: «Это мой город, и никто не смеет здесь никого убивать без моего на то ведома!» – Костя-киллер в стремительном беге подоспел на выручку к беззащитной жертве, «разрывавшей» ночной воздух мольбами о помощи… преданный спутник, естественно, следовал рядом.

Когда они оказались на месте ужаснейшего побоища, то сразу же поняли, что в общем-то спешили не зря: молодая девушка находилась на грани, буквально в какой миг оказавшись между жизнью и смертью. Первым же точным ударом правого кулака Беркутов сломал нос безжалостному мучителю. Михайлов в это время схватился за сорванное платье, окровавленное и разорванное, которое держал в раках его гнусный подельник и несильно, но настойчиво стал за него потягивать, постепенно приближая к себе лицо второго преступника; через пару секунд отточенным движением головы он испробовал на прочность лицо «отмороженного мерзавца». Тот сразу как-то осел и одновременно ослабил хватку руки, сжимавшей некогда красивый предмет женской одежды; а едва только он встал перед огромным противником на колени, как сей же час испытал на своей голове твердость огромной коленки, а следом навсегда лишился сознания.

Костя-киллер, видимо решив особо не выделяться, уподобился Слону, а заодно и полностью оправдал свое преступное прозвище: достав из кармана брюк «бандитскую выкидуху», он зажал ее в правой руке, а левой схватил лихого противника (уже, конечно же, потерявшегося в окружающей обстановке) за его нетолстую шею и, продолжая приговаривать: «Это мой город, и только я могу здесь кого бы то ни было убивать безнаказанно», принялся втыкать клинок беспредельному отморозку куда бы только затем не попало; он нанес не менее двадцати ранений, прежде чем в конце концов убедился, что его соперник опасности более представлять не будет; в последующем главный ивановский бандит перешел ко второму, и находившемуся в бессознательном состоянии, и не подавшему уже признаков жизни, – на всякий случай он и с ним проделал точно такую же процедуру, аналогичную и практически ничем не отличную, не позабыв высказать напутственное назидание, что «этот город его» (как будто мертвым это было так важно?). Когда он в итоге закончил и оглядел растерзанных недругов вместе с эпицентром недавней жестокой расправы, Беркутов не смог удержаться от привычного заключения, как и обычно, напросившегося в целом непроизвольно:

– И жизнь свою влачили помойно, да и умерли совсем недостойно! Слон, прибери здесь все – и как следует!

Сам же приблизился к Дамире, поднял с земли ее бесчувственное тело и не спеша направился к выходу из парковой зоны. Испытав вначале морально-физические мучения, а после став свидетельницей безжалостного убийства, беспрецедентного и жестокого, девушка с «чистой совестью» лишилась сознания.

Глава XXIX. На поиски Загорулько