Не по совести

— Что с трупами будем делать? — поинтересовался огромный детина, когда все было готово и можно было убираться с этого жуткого места подальше, — Здесь похороним или куда отвезем?

— А, зачем это нужно? — рассудил более мудрый подельник, — Здесь все понятно. Эти «отмороженные» в своей бесшабашности «беспредельщики» перепились здесь крепким винищем, обкурились «травой», передрались и перебили друг друга.

— И, одновременно, свернули всем головы, — не смотря на сотрясение мозга, вставила Азмира разумное замечание.

— Один — тот, что самый последний, смог убежать, — тут же нашелся Беркутов, что ответить смышленой девице, — возиться с этой «падалью» не охота, слишком их много. Пусть «менты» здесь убираются, тем более, судя по тому, как мертвецы до этого тут обжились, в это место давно никто не заглядывал.

Закончив эти недолгие размышления, Константин, не без помощи верного друга, помог измочаленной Тагиевой добраться до дома, где ее уложили в кровать.

— В больницу не обращайся, — дал он ей перед уходом напутствие, — я пришлю к тебе санитарку-сиделку, а то, как бы нас в «мусарню» не «замели».

Беркутов выполнил все свои обещания, касавшиеся в тот день этой простой российской семьи. Измочаленной проститутке организовал должную ей медицинскую помощь, а папашу отправил на стационарное излечение в наркологический диспансер. По выходу оттуда он заставил его быть постоянно при нем, приняв его на «работу» в качестве своего шофера, поскольку у того еще с молодости имелись водительские права, а бандит уже смог позволить себе, хоть пока и подержанный, но уже иностранный автомобиль.

За две недели Азмира оправилась от побоев, получив на дому квалифицированное лечение от профессионального медработника, отличавшегося одним уникальным достоинством: за определенную плату он не «распускал» свой язык. На «работу» идти — страсть, как не хотелось, тем более, что ее непутевый папаша больше не пил, а сам состоял на службе у главного сутенера Иваново, но делать было нечего: она считала себя обязанной Константину, да и он, в принципе, думал совершенно аналогично, поэтому и пришлось отправиться отрабатывать свое счастливое избавление.

Пока она «отдыхала», остальные «девочки» несли свою «повинность», разделив ее «смену» между собой, поэтому в первый же день ей досталось самое «горячее» вечернее время с шести до двенадцати. Переодевшись в привлекательное белье, она ждала первого после недолгой болезни клиента. Он задержался на десять минут. Расположившись на двуспальной кровати, она оставила дверь в квартиру открытой, а сама предавалась печальным мечтаниям. Как и обычно, в последнее время, она думала о своем несостоявшемся женихе, с грустью вспоминая те сладостные минуты, что им были предоставлены злодейкой-судьбой. Она вот-вот уже хотела пустить слезу от охватившей ее сильнейшей печали, как в комнату вошел человек, от одного вида которого Тагиева невольно остолбенела, решившись из себе только «выдавить»:

— Вячеслав Александрович?

— Ошибаетесь, милая девушка, — весело расплываясь в улыбке, промолвил неожиданный посетитель, — я, Владислав Александрович, а Вячеслав — это мой близнец-брат, но можешь даже не беспокоиться, — сделав такое предположение по одному-только испуганному виду представшей перед ним проститутки, поспешил добавить мужчина, — если тебя с ним что-то связывает, то не волнуйся: мы с ним давно не общались, и у нас с ним нет ничего общего.

Этот человек мало-чем отличался от ее несостоявшегося полковника-свекра, единственное, был более покладистым и отличался добрым и чувственным отношением. Не смотря на такие свои не отличающиеся высокомерием и тщеславием качества, он смог добиться неплохих результатов в предпринимательской деятельности и заведовал одним из самых прибыльных в Ивановской области и ближайших к ней регионах строительным бизнесом. Кроме этого он имел ряд ресторанов, в том числе, и в самой столице Москве. С близнецом они действительно не общались из-за огромных жизненных разногласий. Принципиальный и считающий себя благородным на два часа более старший офицер-полицейский считал ниже собственного достоинства признавать родным человека, построившего свое состояние, как он убежденно предполагал, — на лжи и обмане.