Не подавай виду

— Мы с ней об этом не говорили, но в любом случае жениться на тебе я не могу. И дело тут вообще не в девушке, это во мне самом что-то изменилось.

— Да нет, Илья! — вдруг с жаром заговорила Ира. — Ничего не изменилось, ты сам скоро поймешь. Ты же никого не полюбил, это просто так, одноразовая связь, физиология...

— Ира, — тихо произнес Илья. — Не обижай меня больше, чем я этого заслуживаю. Я на каждую попавшуюся самку не прыгаю. Возможно, у нас с тобой все бы прекрасно сложилось, если бы я не столкнулся именно с ней, но так уж вышло. Считай, что нам просто не повезло.

Девушка опустила глаза и сказала:

— По-моему, не повезло здесь только мне! У вас-то с ней, похоже, все было прекрасно, да?

— Ну зачем ты травишь себя этими разговорами? — вздохнул Илья.

— А ты не мог хотя бы немного приврать? Я догадываюсь, что любовница из меня так себе, но ты мне и не давал никакого шанса чему-то научиться! Ты вообще даже не намекал, что тебе чего-то не хватает.

— Ты права. Не знаю, может ли это меня оправдать, но тогда я искренне думал, что у нас и так все хорошо.

— Разумеется, теперь-то тебе есть с чем сравнить! — ответила Ира и отвернулась к окну. — В отличие от меня. Впрочем, ты зря думаешь, что я слепая или дура: я давно чувствовала, что с тобой что-то творится. Я же не один год тебя знаю, Илья! Но что до такого дойдет, что ты меня так подставишь перед свадьбой! Ведь я же старалась делать все как учили, а какая-то другая ничем не заморачивалась, сразу взяла дело в свои руки и прочие части, и ты четыре года моей жизни выкинул на помойку! Все, Илья, я не хочу тебя ударить, так что ты лучше уйди, не подначивай.

Она уронила голову на колени и вся съежилась, будто малейшее движение причиняло ей боль. Илья немного помолчал и промолвил:

— Ира, я, конечно, ухожу, но знаешь что? Это очень хорошо, что ты сейчас злишься, что ты наконец-то отпустила себя. Не храни в себе эту боль, излей вместе со злостью, как с гноем. Некоторое время ты будешь меня ненавидеть, а потом все переболит, уйдет и ты станешь свободной и счастливой. И вот тогда прости меня, уже по-настоящему.

Он пошел к двери, но тут Ира вскочила и схватила его за руку.

— Нет, Илья, так нельзя! — заговорила она. — Ну мало ли что я сгоряча сказала? Считай, что я тебя уже простила! Зачем ломать жизнь из-за минутной слабины, если там у тебя все равно ничего серьезного? Что я родителям скажу? Они ждут свадьбу, готовятся, о внуках уже мечтают. Ну давай сойдемся на том, что этого разговора просто не было! У нас все будет нормально, только не рассказывай лишнего, а я не буду спрашивать.

— Я так не смогу, — произнес Илья с усилием. — Если ты все это проглотишь, лишь бы выйти замуж, я просто перестану тебя уважать. Ты меня слышишь?

— Слушай, ну все мужья изменяют, и конец света до сих пор не случился! Что, не заводить из-за этого семью? Жить в гордом одиночестве?

— Так уж и все? И твой отец? И мой? Нет, Ира, я в такие игры не играю, — решительно сказал Илья. — Прости, мне надо идти.

— Ты к ней сейчас пойдешь?

— Я не уверен, что вообще снова ее увижу, но это неважно. Не знаю, что еще тебе сказать: предлагать дружбу цинично и глупо, так что давай просто попрощаемся.

Девушка отпустила его руку, забилась в угол дивана и снова закрыла лицо. Илья немного помедлил и вышел за дверь.

Глава 7

Наступило довольно безрадостное время, которое для Ильи скрашивала работа над дипломом. С головой уйдя в любимую им лесную тему, предвкушая, как пройдет защита и будущее трудоустройство, парень отвлекался от тяжелых мыслей. Разрыв с Ирой не обошелся малой кровью, ее родители высказали несостоявшемуся зятю все, что думали о нем и всем его «племени», и запретили когда-либо о себе напоминать. Он мог бы все это пережить более-менее спокойно, но душа болела за отца и мать, — у Петра все чаще прихватывало сердце, Майя почти каждый вечер пила настойки из валерианы и пиона, чтобы уснуть.

В начале марта семья по давней традиции выбралась на Ласкиайнен в одно из маленьких ингерманландских поселений. Никто из Лахтиных не был религиозен, но в этот день они все же заглядывали в кирху ради памяти предков, наблюдали за сожжением чучела зимы, а если холода были затяжными, то и катались на лыжах. Там Илье показалось, что у родителей просветлело на душе, хотя он догадывался, что они все еще надеются подыскать ему в этих краях тихую финскую девушку. Не то чтобы это его смущало или раздражало, но сейчас было совсем не ко времени: в памяти до сих пор всплывал образ Лены, как заноза, как остывшее, но еще зудящее место ожога.

По ночам он волей-неволей перебирал в памяти моменты близости, представлял, что бы сделал еще, попадись она ему снова. И недоумевал: чем она его так взяла? Запахом, еще какими-то природными манками или наивной, почти детской наглостью, в которой таилось гораздо больше обаяния, чем в спокойной зрелой женственности?