Не подавай виду

— Ну, я за что купил, за то и продаю, Лен, меня же там не было. Их жены обвинили ее, даже обещали сжечь ведьму вместе с домом и дочерьми, как в старину, но тронулись умом и вскоре сгинули. Уцелели только дети. А Кайса на все отвечала, что у нее везде есть друзья, в лесу, на болоте, в сауне. И впредь ее просто обходили стороной, а к старости она стала затворницей, поселилась в какой-то лесной хибаре и протянула почти до девяноста, в одиночестве, разве что со своими загадочными друзьями. Тогда про нее ходили уже совсем жуткие слухи. Но с Рейно она успела нажить двух дочерей — с виду обе нормальные девчонки, особенно старшая, Айну. Веселая, кроткая, работящая, нипочем и не скажешь, чья она дочь. Но в пятнадцать лет эта умница Айну погибла, удавилась петлей из ремня.

— Точно сама?

— Абсолютно, хотя никакого послания, правда, не оставила. Соседи говорили, что она не пожелала стать такой, как ее мать. Тем временем ее сестра Роха выросла, вышла замуж и родила четверых детей, однако двое умерли еще в младенчестве. Внезапная детская смерть и сейчас не редкость, а тогда в деревнях случалось сплошь и рядом. В живых остались старшая Лииса и самая младшая — Майя. За обеими никто никогда не замечал ничего странного, тетка давно уехала за границу, сейчас тихо живет в маленьком нарядном городке и никогда не была замужем. А у Майи родился только я, и с тех пор старики решили, что с ведьмами в роду покончено...

Илья умолк и Лена некоторое время раздумывала, не зная, как переварить все услышанное. Наконец она робко спросила:

— То есть, ведьмой может стать не только женщина?

— Конечно, — невозмутимо ответил Илья. — В любой антропоморфной нечисти есть и мужчины, и женщины, иначе бы просто скучно жилось. Просто методы, которыми орудуют ведьмы, считаются исконно женскими: манипуляция, прельщение, отвод глаз, игра на нервах и эмоциях, — но если подумать, кто это сказал? Люди, которые в своем быту разобраться не могут, а пытаются судить о законах мироздания. Еще ведьмы ненавидят детей и только и занимаются тем, что превращают их в животных, потому что так написал один сказочник. И что, это тоже принять на веру? Между прочим, про Кайсу говорили, что она никогда не трогала детей, они не боялись играть вблизи ее избушки и она даже выводила из леса тех, кто заблудился. А у молодежи была своего рода забава: в Рождество пройти мимо ее окошка — на кого она поглядит, тому в будущем году скучать не придется.

— И когда ты все это узнал? Родители рассказали?

— Все сведения собрал пять лет назад, хотя подозревал что-то уже давно. Тот старик, когда я приехал в родительскую деревню с Яном, сказал мне: мол, слава богу, что снова родился мальчик, а была бы дочь — проклятие могло перейти к ней. А родители многое и сами не знали, точнее считали, что Кайса была просто деревенской знахаркой с жуткой судьбой — убили мужа, оклеветали, а потом и довели этими сплетнями до самоубийства ее дочь. И кто тут настоящие чудовища? Папа с мамой давно уехали из деревни и не желали копать глубоко. Но мама всегда жалела ее и даже настояла, чтобы мы сохранили связанные ею рукавицы. Да что сказать, и я считал бы точно так же, если бы не все, на чем ты меня подловила...

— И ты так спокойно обо всем этом рассуждаешь?

— А как надо? Лена, мне в любом случае нравится быть самим собой, а остальное... Я же сказал, Кайса жила долго, так разве это плохой прогноз?

— Долго-то долго, но по-твоему она была счастлива? И хотела именно так жить?

— Ну знаешь, хотеть не вредно. Может, прежде она и мечтала вязать салфетки и варить мужу глег, да только не дали! А другого счастья ей было не надо.

— Может, ты и прав, — задумчиво сказала Лена.

Илья немного помолчал и уже чуть веселее добавил:

— Ладно, ты доедай и собирайся, у нас еще есть дела.

— Ты уже меня прогоняешь?

— Пока нет, — загадочно улыбнулся Илья. — Сегодня наше Рождество, даже у ведьм, поэтому я добрый. Поедем дышать свежим воздухом, обедать и пить глинтвейн, а вот завтра, Леночка, тебе придется вернуться к матери, там надежнее. И давай договоримся, что делами я займусь сам и ты не будешь лезть под руку.

— Надо же, ты снова меня так назвал, — отозвалась она.

Илья ничего не ответил и только коснулся ее плеча. Они больше не обсуждали то, что между ними случилось и куда их это заведет теперь. Но он чувствовал в Лене не то чтобы власть над собой — до этого она, конечно, не доросла, — а какую-то удивительную готовность принять его таким, как есть, пусть она и облекала это в самые пошлые выражения из постельной плоскости. А еще ему очень хотелось немного отдохнуть и порадоваться первому снегу, запахам национальных блюд на ярмарках, детским голосам.