Да, она была превзойдена. Благодаря самообладанию Камо мог держать себя в таком состоянии день, неделю, пусть даже месяц. Но дальше – это было уже за пределами человеческих сил. И Камо совершил то, что еще никогда не было зафиксировано наукой. Существует много талантливых артистов. Но сколько из них играют в любой роли на сцене самих себя, и лишь избранным дан талант перевоплощения. Камо обладал этим редкостным талантом: усилием воли он как бы переводил себя в состояние душевной болезни.
На сегодня опасность миновала. Лишь на сегодня. Это просто отсрочка. И нужно искать, готовить выход… Камо скатал хлебный шарик и поднес его к клюву прожорливого щегла.
По полученным указания первая общепартийная школа Российской с. д. открылась 20 июня сего года. Она помещена в восемнадцати километрах от Парижа в Лонжюмо, департамент Сены и Уазы. В данное время в ней имеется десять учеников, приехавших из России. Ожидается приезд еще пяти-шести человек. Кроме приезжих, в школу из парижских членов партии поступили некие: Серго, рабочий Семен… и женщина Инесса, настоящие фамилии и имена коих пока не выяснены.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Уже двое суток шли Антон и Федор. Надежды на щедрость леса не оправдались. Земляника еще цвела. Какие-то ягоды, налившиеся чернильным соком, были горькими. Беглецы вырыли коренья, похожие на морковь, но от них спазмой свело желудок. За двое суток им перепало лишь несколько мелких яиц с крапленой скорлупой.
Сквозь поредевшие березы на опушке они увидели в долине село. На площади гарцевали всадники с пиками. Станица. Идти туда нельзя.
Они снова углубились в лес. Ледяная купель в шахте и холодные ночи сказались на Карасеве. На подстилке из пихтовых ветвей он впадал в забытье, метался, бессвязно бормотал. Днем лоб его покрывался испариной, глаза лихорадочно блестели. Антон и сам плелся из последних сил. Бродни порвались, ступни распухли. Ободранные кандалами щиколотки превратились в почерневшие кровоточащие раны.
В зарослях вереска попадались ручьи. Беглецы жадно пили ключевую воду, обмывали раны. Холодная вода унимала боль. Федор прикладывал мокрые тряпицы к гноящимся глазам.
– Куда идти? Зачем? – стонал он. – Я боюсь людей…
На следующем привале – о том же:
– Жить нечем… Жутко… Я устал… Ты понимаешь, что значит – потерять веру?.. Лопается голова. Если бы сказали: «Ложь! Клевета!» – я бы поверил. Но сам Столыпин: «Азеф – такой же сотрудник полиции, как и многие другие». Ты можешь это понять?..
Антон помнил, как парижские газеты, состязавшиеся в добыче сенсаций, оглушали их, русских эмигрантов, все новыми и новыми фактами жизни Азефа, этого «черного гения российской охранки», «великого провокатора». Его имя обросло легендами. Еще бы! Во главе боевой организации партии социалистов-революционеров десять лет стоял агент департамента полиции, платный сотрудник охранки, который организовывал покушения на крупнейших сановников империи – и тут же выдавал на заклание исполнителей своих замыслов.
Факты противоречили, взаимно исключали друг друга. Как может полицейский осведомитель участвовать в убийстве своего же министра? Ведь доказано, что это Азеф снарядил бомбу для Егора Сазонова и проводил его чуть ли не до кареты фон Плеве. Он же вместе со своим помощником Борисом Савинковым подготовил убийство великого князя Сергея Александровича: схваченный на месте взрыва Иван Каляев в бреду назвал имя инициатора – «Валентин». Это была одна из кличек Азефа. Руководитель террористов устраивал динамитные мастерские, до мелочей разрабатывал планы операций, готовил для исполнителей метательные снаряды. И он же – агент охранки – сообщал в департамент полиции адреса мастерских, имена боевиков. Организатор и провокатор – один и тот же человек!
Сейчас Федор, задыхаясь, говорил:
– Страшное лицо: брови торчат, как щетки, глаза бурые, налитые кровью… Страшный взгляд: угрюмый и пристальный-пристальный, будто вонзается в самую душу… А губы, вывернутые, потрескавшиеся… От него шел какой-то адский запах, как от козлиной шкуры… Как я раньше не подумал: дьявол?..