Не поймали!

— Оно так — не было там в советские времена хода в партию таким как я, да и как все мы здесь, а всякую сволочь, что туда лезла из карьеристских побуждений, как раз принимали. А потом так и получилось, что эта сволочь государство развалила!…

— А ты из каких побуждений туда намыливался, когда был ещё срочником?!… Не карьеры ли хотел?!…

— Я — это другое дело! Я там не был ни битломаном, ни джазофреном, ни джинсолюбом, ни летуном, ни несуном, ни даже прогульщиком!…

— Слабое для тебя утешение — кто же, кроме тебя, может нам здесь и сейчас растолковать, что за социализм был в Советском Союзе…

— Да легче всего! — аж подпрыгнул коммунист — Был там типичнейший реакционный социализм, хорошо описанный в марксо-энгельсовском "Манифесте", и назван он там "Немецкий, или "истинный", социализм". Вот если вместо "немецкий" читать — "советский", а вместо "истинный" читать — "развитой", то всё будет один к одному! Вплоть до того, что Советский Союз эпохи Застолья оказывается образцом государства для всей Истории, а тогдашний его житель — образцом человека…

А что такое реакционный социализм?!… Это докапиталистическое по своей фактической сути государство, но — под лозунгами государства послекапиталистического!… Таким Союз и был — государством бюрократического феодализма, с типично феодальными прибамбасами, как ограничения в прописке, добровольно-принудительные мероприятия, трудовые мобилизации, выезды на сельхозработы и прочие безобразия. А назывался государством развитого социализма и постепенного перехода к коммунизму! То есть — послекапиталистическим государством…

Таким образом, события горбачёвщины и ельцинизма — это суть классическая и сверхклассическая буржуазно-демократическая революция в докапиталистической стране. И таким, как я — от неё не было ничего хорошего, кроме очень плохого; в советские времена такие, как я, были сытыми люмпенами, а в послесоветские — стали голодными люмпенами!…

И, что хуже всего — не было там в позднесоветские и послесоветские времена такой партии, которая бы чётко и однозначно призывала бы "Назад, в Светлое прошлое, когда и небо было синее, и трава была зеленее, и девки были красивее!…Чтобы всё было, как раньше — вплоть до ассортимента в хозмаге и меню в забегаловке!"… Вот под таким лозунгом и я бы согласился стать шиложопым, пойти воевать, убивать и погибать!…

— А почему же её не возникло?!…

— Как сказал поэт: "Мы не сделали скандала — нам вождя недоставало, настоящих буйных мало — вот и нету вожаков…".

— Однако сам ты такую партию организовать и не пытался — как раз наоборот, сбежал сюда среди самых первых, ещё до открытия эффекта шишек… А вот почему ты там не возжелал социализма не реакционного?!…

— Насчёт не реакционного социализма — потому, что пусть дураки рискуют ловить журавля в небе, а я бы предпочёл реакционную синицу в руках. Насчёт своей партии — так я не двужильный, чтобы партию организовывать! И не буйный, чтобы быть вождём… Я могу всего лишь примкнуть… и присутствовать…

— Насчёт журавля с синицей — все мы такие, что журавля в небе половить в принципе согласны, но лишь постольку, поскольку это не мешает держать синицу в руках… А насчёт двужильного — так об этом лучше всего нам может напомнить наш альпинист…

— Могу! — отозвался альпинист — у меня там очень характерный случай такой был, ещё в семидесятые.

Был это мой первый выход в горы. И был я в группе самым молодым. По-настоящему молодым!… А не по-кордаитному… И шла группа по очень интересному маршруту, по крутой тропинке к высокогорному озеру. Причём с тропинки было некуда деться, потому был такой порядок — кому подъём становится не по силам, те садятся на каменюги и отдыхают, дожидаясь, когда группа пойдёт вниз и их подберёт.

Сначала шли бодро, потом некоторые, которые из любителей, начали отставать, а некоторые и садились отдыхать. А я — шёл вперёд и вверх. Молодому нетрудно. Но вот как поднабрались высоты и воздух стал разрежённее — стало трудно дышать и ещё труднее угоняться за бывалыми альпинистами. Однако же я пёр и пёр, хватаясь руками за камни. Мне говорили, что всё одно не смогу, и лучше мне присесть отдохнуть, а я всё одно пёр и пёр. И допёр до озера, удивив своей настойчивостью бывалых альпинистов!…

А когда потом добрались до приморской турбазы, удивил их второй раз. Потому как они все быстренько отдохнули и побежали ловить приморские удовольствия, а я свалился в койку и валялся в ней в состоянии полного отрубона. Бывалые не могли этого понять, что это за тип такой, что в горах показал чудо настойчивости, а как добрался до койки, так и вырубился. Никогда не забуду их ошарашенных, недоумевающих взглядов… А я тогда чувствовал себя утомлённым не столь физически, сколь энергетически, навроде полностью разряжённого аккумулятора. И мне всего лишь нужно было отлежаться и оклематься — куда как больше и дольше, чем кому-то другому…

— Вот и все мы такие… Сходим в поход куда-нибудь до самородковых скал и обратно, а потом отлёживаемся в объятиях подружек… А в том мире не было у нас возможности такой — отлежаться и оклематься…