Парень поднимает глаза к потолку, словно вспоминая что-то, и яркий свет бьет ему в глаза, от чего он чуть морщится и вновь погружается в черно-белую палитру. Француженка осторожно кладет свою правую руку на руку молодого человека и надавливает на палец, после чего инструмент издает не очень глубокий, но все же звук. С возрастом приходится понять, что звук не обязательно должен быть громким. Звук иногда должен быть тихим, поверхностным, еле слышным, а иногда настолько оглушающим. что весь зал наполняется лишь им. Зловещий, яркий, нежный, ранимый, он показывает эмоции, чувства людей, так легко и непринужденно играя с сердцами.
Опустив руку, Пьер обращает свой взгляд к девушке, с таким интересом рассматривающей клавиши.
– Почему вы так любите музыку?
Этот вопрос застывает в воздухе, словно звон колоколов. В Розе сталкивается что-то необъяснимое, что-то невозможное, а ответ, объяснение не приходит в мысли. Словно все это время она принимает это как факт, не задумываясь о причинах, и этот вопрос возник перед ней, как прозрачная стена. Услышав тихий кашель, доносящийся из зала, они оба поворачиваются в сторону старых кресел и видят мистера Бернара. Тот смущенно улыбался, поглядывая то на часы на левой руке, то на молодых людей, сидящих на банкетке.
– Мисс Девьер, концерт начнется с минуты на минуту. – растянув губы, громко произносит мужчина. Роза легко встает и поворачивается к молодому человеку, поднимающемуся со стула, вежливо улыбаясь.
– Вы не будете против остаться на мое выступление? – остановив большие глаза на парне, спрашивает она. Тишина практически не касается их разговора, ведь Пьер мгновенно поднимает краешки рта.
– Сочту за честь.
Девушка смущенно кивает, убегая в мир закулисья, а молодой человек остается среди незнакомых ему штор, которые во время опер так невинно прикрывают приготовление к действию. Возможно, вся жизнь людей проходит там, за плотной тканью, дожидаясь окончания деталей, что приведут к совершенному результату. Может, все люди артисты, а судьба – лишь непредсказуемый сценарий, и может смысл существования в том, чтобы прийти к завершению, к личной коде каждого человека, и если это так, то все, к чему стремится человек, является необязательным дополнением к единому концу.
Мистер Бернар стоял с прямой осанкой, боясь показаться невежливым, но их тишина, казалось, держала в напряжении лишь мужчину, ведь Пьер погрузился в свои мысли, словно не замечая никого вокруг. Зафиксировав взгляд на одной точке, он будто разгадывал тайные шифры в своей голове, отчего директор театра начал постукивать по своим классическим черным брюкам подушками пальцев.
– Сколько лет этому театру? – неожиданно прерывает молчание парень, ловко кладя одну руку в карман. Мужчина средних лет взволнованно словно просыпается ото сна, от чего начинает тараторить.
– О, мм… – он поднимает глаза к потолку. – Это здание изначально было задумано, как фабрика по производству стеклянных бутылок, но в десятые годы мой отец купил ее и снес. Через некоторое время на ее месте был построен театр. – остановившись на мгновение и оглядев потолок, мужчина продолжает. – Моя бабушка обожала театры… О, вам нужно было ее видеть – никогда не знал женщины более интересной. Она могла часами говорить о классической музыке, особенно ей нравился Чайковский, он как раз был в Париже в тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году, когда ей было семнадцать…
– Получается, театру практически пятьдесят лет. Он прекрасно сохранился, хочу заметить. – перебив бесконечный словесный поток мужчины, сказал Пьер.
– Благодарю. Вы не желаете увидеть концерт из зала?
Пьер мешкается, бегая глазами то по креслам и картинам, то по мистеру Бернару, который слегка свел брови вместе, отчего морщины более четко выразились на уставшем лице.
– Я бы предпочел хоть раз в жизни услышать музыку чуть ближе, если вы не против. – наконец отвечает парень.
– Безусловно! – вновь взглянув на часы, мужчина останавливает свой взгляд на молодом человеке. – Извините, я вынужден вас оставить, проходите вглубь кулис, приятного вам времяпровождения!
Пьер кивает, размеренным шагом подходя к важно стоящему молодому парню, никак не перестающему поправлять черную бабочку. Его светлые волосы, неуклюже растрепанные на голове, вместе с голубыми глазами, казалось бы, складывали до тошноты стереотипный образ смазливого мальчика, однако грубые черты лица противоречили этой «очевидной» внешности.
– Могу я тебе помочь? – совершенно непринужденно спрашивает Пьер, вынимая руку из кармана. Парень на мгновение оставляет элемент одежды, но, окинув взглядом Пьера, вновь старательно пытается поправить съехавшую бабочку.
– Никак не получается ее ровно закрепить, можешь себе представить? А ведь мне выходить первым, что за жуткая неудача… Если тебе не сложно.
Пьер оглядывает воротник и в то же мгновение находит проблему.
– Вот, в чем дело! – себе под нос победоносно восклицает он. Поправив воротник, он закрепляет бабочку и кивает молодому парню.
– Бесконечно благодарю тебя! Я оперный певец, Джори Бонне.