(Не)полное зачатие

— Спасибо за идею. А тебе, может, вложиться в искусственный интеллект? Твой собственный тебе, похоже, отказал.

— А вот я не отказала! — встряла ни к селу, ни к городу, Алла.

Я усмехнулся. Что верно, то верно. Она никогда не отказывала тем, у кого счет был длиной хотя бы в шесть нулей.

— Мы с Пашечкой тоже поженимся! — добавила она, разве что на этого «Пашечку» не запрыгнув.

Я кинул саркастический взгляд на Конева, который явно был к такому не готов. Но мне было плевать на их отношения и кто кому в каком месте отказал или не отказал. Взяв бокал красного вина с подноса проходящего мимо официанта, я провозгласил:

— Поздравляю!

И от души отсалютовал бокалом так, что его содержимое щедро расплескалось на платье Аллы. Багровая жидкость по белому атласу.

— Ааааа! — завопила она, размахивая руками. — Мое платьишкоооо!

Я усмехнулся, прекрасно зная, что у Аллы не хватит мозгов его отстирать. Режимы машинной стирки были слишком тяжелы для ее мозга и все вещи она носила обычно в химчистку. На которую вряд ли имела сейчас средства.

— Какая жалость, — состроил я скорбную мину. — Но я уверен, твой жених купит тебе новое.

И, повернувшись к Беляшкиной, сказал (снова достаточно громко):

— Поедем домой, милая. Я уже весь изголодался по тебе!

Причем насчет последнего не приврал ни разу.

— Зачем это все?

Беляшкина задала этот вопрос, когда я вырулил со стоянки ресторана. Так как алкоголь я в этот вечер не пил, то мог вести машину с чистой совестью.

Кинув взгляд на ее замкнутое лицо, я уточнил:

— Зачем что?

— Весь этот спектакль.

Я сделал вдох. Да, все происходившее взаправду походило на дурно сыгранную пьесу, но это не было ложью.

— Это не спектакль, — ответил я после небольшой паузы.

— А что же? Предложение руки и сердца? — усмехнулась невесело Беляшкина.

Я ее понимал. Мало какая девушка захочет, чтобы это происходило так.

— Я подумал, что это вполне логичное решение, — наконец размеренно произнес я.

— Логичное? — переспросила Оксана. — Но тебе ведь еще не все равно на нее, так?

— Не понимаю, о чем ты, — ответил я сквозь инстинктивно сжавшиеся челюсти.

— Тебе не все равно на твою Аллу.

— Ошибаешься, — ответил спокойно. — Все не так, как ты могла подумать.

— Да мне вообще плевать, — отрезала Беляшкина и отвернулась.

Я вдруг понял, что улыбаюсь, как почетный идиот. Да она ревновала! Оказывается, это весьма приятное ощущение.

— Знаешь, почему мы с ней расстались? — спросил я и, проигнорировав молчание в ответ, добавил:

— Потому что я не был готов на ней жениться.

— А на куске сала, значит, готов?

Она старалась говорить насмешливо, но я распознал в ее голосе обиду. И разозлился. На Аллу за ее поганый язык. На саму Беляшкину за то, что слушала эту идиотку.

— Ты — не кусок сала, — отчеканил я. — И мне с тобой хорошо.

Кинув на нее недвусмысленный взгляд, я добавил:

— И было бы еще лучше, если бы ты не занималась беговыми упражнениями.

Она покраснела и больше ничего не сказала. Оставшийся путь до дома мы проехали в молчании.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Квартира была погружена в полную темноту, когда мы наконец оказались дома. Не сговариваясь и стараясь не шуметь, прошли в комнату Оксаны, чтобы посмотреть, как там Рома. Но Ромы в колыбели не было.

Я перехватил испуганный взгляд Беляшкиной и оба мы, как по команде, ломанулись в спальню к бабуле. Я искренне надеялся, что спит Надежда Петровна в закрытой сорочке, ну или хотя бы под одеялом. Потому как остаться ждать снаружи, лично не убедившись, что мой сын в безопасности, попросту не мог. Даже ради бабулиной скромности.

Бабуля, однако, уснула все в том же халате, в котором я видел ее каждый день. Рома мирно спал рядом, и мы с Оксаной, облегченно выдохнув, вышли из комнаты, не став будить ни сына, ни бабулю.

Вернувшись к себе, мы, как женатые полвека супруги, стали раздеваться. Я стянул пиджак и стал развязывать галстук. Оксана тайком стянула чулки и вышла из комнаты, чтобы переодеться в свою антисексуальную пижаму. Которая, впрочем, ничуть не ослабляла моего желания под нее пробраться.

— Ты мне не поможешь… с молнией?

Вернувшаяся все в том же платье Беляшкина смотрела на меня смущенно и одновременно так многообещающе, что я ощутил, как сердце стремительно набирает бег.

— Конечно, — кивнул я, привлекая ее к себе. Кровь помчалась по венам с дикой скоростью от осознания того, что мы сейчас одни. Нет, повторять прошлую ошибку и переть прямо, как танк, я больше не собирался. Но и не воспользоваться ситуацией тоже не мог.

Медленно потянув замок молнии вниз, я коснулся обнаженной кожи Беляшкиной. Поначалу лишь кончиками пальцев. Я вел молнию вниз так неторопливо, что мои пальцы скользили по спине Оксаны в дразнящей ласке. А когда платье оказалось полностью расстегнуто, я нырнул ладонями под нежную ткань и осторожно стащил ее с округлых женских плеч. Руки Беляшкиной взметнулись вверх, впиваясь в мои, и она сдавленно сказала:

— Достаточно.

— Ты стесняешься? — спросил я о том, что мне подсказал Вовчик.