— Я… — она запнулась и я, воспользовавшись этим, развернул ее лицом к зеркалу.
— Ты — красивая, — сказал твердо. — И ты — моя.
Несмотря на слабую попытку сопротивления, я спустил платье до талии, обнажив полную, красивую грудь. Накрыв ее ладонью, сжал между пальцев напрягшийся сосок. Беляшкина замерла и я ощутил ее неуверенность. Которую хотел заставить ее забыть.
Отведя волосы Оксаны со спины, я коснулся губами ее шеи сзади, продолжая ласкать грудь. Беляшкина издала звук, похожий на стон, и откинула голову мне на плечо. Я понял, что она, наконец, немного расслабилась. Но, как бы ни хотелось, не торопился на нее набрасываться.
Я накрыл ладонью вторую ее грудь и стал ласкать сразу обе. Набухший член нетерпеливо пульсировал, упираясь Оксане в попку.
Сдерживая собственное нетерпение, я целовал Беляшкину за ухом, затем проскользил языком по шее. Она стояла, закрыв глаза, и прерывисто дышала. Оторвавшись от нее, я сказал непререкаемым тоном:
— Открой глаза. Посмотри, как я тебя ласкаю.
Мой палец потер чувствительный сосок и Оксана резко распахнула глаза. Наши взгляды встретились в зеркальном отражении и меня словно прошило током насквозь.
Развернув ее к себе лицом, я требовательно впился в ее губы и почувствовал, как она сама прижимается ко мне плотнее. Она хотела меня, а я — ее, и только это имело значение.
Продолжая целовать Оксану, я уложил ее на постель и, оторвавшись от сладких губ, сказал:
— Я хочу тебя. Раскройся мне.
Глава 35. Оксана
Раскройся мне…
И я уже готова была сделать все, что бы ни попросил Терлецкий. Пусть завтра я об этом пожалею и снова стану стесняться своего тела.
— Я ничего не умею, — смущенно пробормотала я, но это возымело совсем не пугающий эффект. Напротив — шеф издал какой-то утробный звук, в котором я слышала удовлетворение, и набросился на меня с таким голодом, что я возбудилась еще больше. И расслабилась окончательно.
Позволила снять с себя всю одежду, стала и сама раздевать Диму. А когда он вошел в меня, выгнулась ему навстречу, стараясь вобрать его член целиком.
Я видела, что он едва сдерживает себя, но мне было не нужно, чтобы шеф хоть в чем-то себя ограничивал. Я хотела и желала отдаваться и брать.
— Сделай хоть что-то, — взмолилась я, и Терлецкий (словно только мое разрешение ему и было нужно) начал двигаться. Как же мне стало хорошо! Я совсем не помнила наш первый раз, но эту близость собиралась запечатлеть в памяти до каждого мгновения!
Предчувствуя наступление оргазма (моего первого, когда я находилась с мужчиной), я беспокойно заерзала под шефом, и он приостановился и посмотрел на меня.
— Что-то не так? — спросил, и мне стало неловко.
— Все так… просто мне… очень хорошо.
На лице Терлецкого появилась удовлетворенная улыбка, после чего он продолжил, да еще с такой скоростью, что мне стало окончательно приятно.
Почувствовав первые сладкие спазмы, я застонала, стараясь, чтобы это звучало не очень громко. Все же успокаивать ребенка (а то и бабушку) в разгар нашего первого трезвого секса мне совсем не желалось.
Когда жа первый оргазм схлынул, Терлецкий сделал то, чего я никак не ожидала. Перевернулся на спину и увлек меня за собой. И я почувствовала себя пушинкой! Как будто не девяносто килограммов весила, а от силы сорок.
— Я… — начала было, но меня тут же затопило новой волной наслаждения. Шеф приподнял меня и стал вбиваться с такой силой, что все мысли вылетели из головы, оставляя место эйфории.
Я летела на волнах удовольствия, чувствовала себя невесомой и хрупкой, и тот мужчина, что дарил мне эти ощущения, был со мной.
Наконец снова вскрикнув, я вцепилась пальцами в плечи Терлецкого, и он, сделав несколько последних движений, кончил вместе со мной. Как же сладко было это понимать! Шеф, у которого в постели перебывало столько модельного вида красоток, сейчас получал удовольствие от того, чтобы находился со мной. Это наша близость дарила ему то наслаждение, от которого он с рыком изливался в меня, забыв про предохранение.
Я упала рядом с ним и потянула на себя простыню (ну не могла я пока расслабиться рядом с Терлецким окончательно).
— И зачем я сбежала в прошлый раз? — выдохнула шутливо, и мы с Димой тихо рассмеялись.
Впрочем, Роме только это и надо было. Как будто он ждал отмашки, когда все будет закончено. Как только я услышала за стенкой его басовитый плач, улыбнулась и, замотавшись в простыню, пошла к сыну, чтобы покормить его и уложить на законное место — в кроватку.
Бабуля спала крепко. Даже не пошевелилась, когда я забирала Рому и уносила в нашу с Терлецким спальню. Нашу с Терлецким, подумать только! Как так получилось, что я настолько спокойно воспринимаю это, ведь совсем недавно мне подобное казалось невероятным?
— Он проголодался, — чуть смущенно озвучила я очевидное, прикладывая сына к груди. Шеф приподнялся на локтях, наблюдая за этим. Он все еще был обнажен и мне приходилось постоянно отводить взгляд.
— Ты все еще смущаешься? — спросил Дима.
— Немного, — призналась я. — Да и если бабушка обнаружит тебя здесь в таком виде, будет не очень хорошо.