Не повезло (СИ)

Хоть где-то мне повезло: недалеко от пещер мне прямо под ноги попался жирный енот. Я прыгнул на него, прижал к земле и свернул шею.

Вернулся домой, освежевал и пожарил на очаге у себя в норе. Хоть поел наконец как следует.

Конечно, енота следовало сдать в кухарню, но я решил, что раз я столько времени убил на дела Крепости — допрос и донесение, то имею право воспользоваться енотом в личных целях.

Поев, я подошел к гладко отполированной стене пещеры, чтобы полюбоваться на свое отражение. Все-таки я себе нравился. Высокий для орка — почти с тролля ростом. Ну, с молодого тролля, конечно, не с матерого. Те же вообще верзилы, на голову-две выше самых рослых орков, а некоторые еще здоровее.

Зато орки гибче и лучше сложены. Главное — не сутулиться. У меня и тут все было неплохо — стать, разворот плеч.

А все потому, что мой папаша был отличным охотником и мамаша в детстве как следует нас кормила качественным мясом. Что я, что братья вымахали ничего так. Я был самым высоким, не считая девятого брата.

Он, кстати, погиб вместе с папашей — в ловушку угодил. Ну, знаете, как это бывает. Бежите вы себе с охоты в серых рассветных сумерках, довольные, с добычей, мечтаете уже только о жратве и к самке своей под бочок, как вдруг — вжи-и-их!

И со всех сторон эльфийские стрелы. Засада. И жгучая боль в кишках или где придется, и — привет.

А эльфы потом поют песни, славя свою блестящую победу. Ну хрен ли — «повергли в прах созданья Мрака», или как там у них.

Орки ж. Убивай — не жалко.

От этих мыслей я помрачнел, и срочно оскалился сам себе, чтобы поправить настроение.

Не зря я самкам нравлюсь: смуглый, но не совсем темный, радужка глаз ярко-оранжевая, зрачки, как у всех ночных животных, большие. Нос плоский, ноздри широкие, клыки острые, желтоватые, как у всех хищников. Виски — наголо бритые, а на макушке черные жесткие волосы стянуты в тугой хвост, почти до задницы.

Я извернулся и напряг мышцы груди, плеч и рук. Они обозначились под шкурой четкими буграми, а татуировки пришли в движение. Татуировки у нас, конечно, схематичные, не как у гномов замороченные. У нас все проще — палочки, кружочки. Вот бежит кабан или олень, а вот за ним — мы с копьями. Или вот орк с топором с врагами бьется. Когда мышцы напрягаются, то кажется, что фигурки оживают и шевелятся.

Я ухмыльнулся, подмигнул себе и поправил ожерелье из клыков пещерного льва. Мы, орки, вообще любим украшения. Я вот ношу — ожерелье из клыков, это раз. Потому что воин и охотник. Золотую цепь на шее — два. Кольца толщиной в палец. Потому что удачливый воин. Браслеты — два. По три на каждой руке. Один — тоже золотой, у гнома как-то отобрал. Остальные — плетеные из кожи, веревок и волос. Жена в свое время сплела.

Золото — это вещь, так я скажу. Красиво потому что — блестит и переливается. Серебро — отстой, тусклое слишком. Драгоценные камни тоже не очень нам нравятся — гранить надо, и свет им нужен, чтобы играл на них.

А золото само по себе прекрасно.

Одежду мы не очень любим, у нас шкура плотная, хоть и без меха. Вся одежда — безрукавка из шкур, поясом стянутая, штаны из выделанной некрашеной кожи и мокасины до колен с мягкой подошвой, чтобы подкрадываться бесшумно.

Если холодно или надо при параде быть, то сверху набрасываем шкуры всяких зверей. Я вот ношу шкуру своего первого убитого большого зверя — серого горного медведя. В одиночку добыл — копьем. Мне ее красиво выделали, так, что вместо капюшона оказалась шкура с головы, прямо с ушами, дырками от глаз и клыками.

Поэтому мне и дали второе, личное имя, Серошкур. У нас, у орков, всегда два имени — родовое, первое, а второе — личное.

Орлум — так у нас в роду всех старших самцов звали, отсюда и мое первое имя. Мой папаша тоже Орлумом был, но только Орлумом Полосатым. Потому что он шкуру камышового кота носил.

Но главное, конечно, наше украшение — шрамы. У меня их полно — на груди, на боках, на спине, на роже тоже достаточно. От лезвий, стрел, клыков и когтей. Самый грубый и большой рубец — от эльфийского клинка, поперек груди идет. Эльфийская сталь такая, что от нее все очень болит и плохо заживает. Я тогда почти месяц провалялся, думал уже — отойду в сумрак. Но оклемался кое-как.

Вообще, от эльфов одни только неприятности.

Словно в подтверждение моих мыслей послышались торопливые шаги, и в нору просунулся Огрм.

— Это, — буркнул он, уставившись в пол. — Там с пленником не то.

— Чего — не то? — забеспокоился я.

— Да выглядит так, как будто скоро околеет, — объяснил Огрм.

Я выругался как следует и ломанулся из пещеры. Летел, не разбирая дороги,

снося всех по пути, и едва вписываясь в повороты. Донесение-то уже ушло! А пока обратного ответа нет, пленник должен быть жив-здоров.

Я распахнул решетку застенка и увидел — эльф опять лежал на полу. Выглядел он и вправду неважно: мелко трясся и норовил сжаться в комочек.

— Эй ты, — испугался я. — Ты чего это?

Эльф поднял голову и сказал на всенаречии:

— Мне плохо.

— Почему?

— Тут душно и сыро, мне не хватает воздуха.