— Маленькая моя, маленькая… Прости, что не смог быть с тобой… Прости меня, Малыш. Я хотел помочь, но не смог… Прости, родная…
По его телу, изголодавшемуся за столько времени, побежала кровь. В висках часто-часто застучал молоточек. Кровь горячими потоками неслась к голове и обратно, концентрируясь в районе "второго сердца". От пронзительного желания захватило дух, стало трудно дышать. Так приятно тесны стали брюки…
— Томусик, — горячо задышал он в ее ухо. — Маленькая, садись в машину, поехали…, - а руки уже шарили под легкой курткой, так и норовя залезть под блузку. — Маленькая…
Тома вырвалась из цепких объятий:
— Опять?! Вот твое сочувствие, вот твое истинное лицо! Оставь меня в покое, кобель ненасытный! — в ее голосе ярились злоба и ненависть. — Тебе всю жизнь от меня нужно одно, тебя интересует только мое тело. Как я живу, какие у меня проблемы — тебе не интересно. Мне раз в жизни потребовалась твоя помощь, твоя поддержка и что? Где ты был, когда ты был нужен? Почему ты появляешься, когда уже все позади, на все готовенькое?! Мне было плохо. Ты понимаешь? Мне было очень плохо! Ты можешь себе представить, что я пережила? За два месяца — авария, смерть матери, больницы, операции, потом смерть отца, снова операции, смерть сестры и похороны, похороны, похороны… Я не знаю, как я выдержала, как сама жива осталась после всего этого. А ты появился, когда "динь-динь" захотелось?! Все лето протрахался где-то на стороне, а теперь обо мне вспомнил?! Да пошел ты…
Она резко развернулась и, от злости чеканя шаг, пошла прочь. Влад попытался было догнать ее, но еще не слишком хорошо держался на ногах, да и с тросточкой обращался довольно неумело. Пару шагов проковылял, потом в спешке, не до конца упершись тростью в асфальт, уже навалился на нее всей тяжестью двухметрового тела. Естественно, такая прыть закончилась весьма плачевно — тросточка подвернулась и Влад растянулся на земле беспомощной развалиной, чиркнув гладковыбритой щекой о шершавую поверхность дорожного покрытия. От стыда и бессилия хотелось плакать…
Тамара, словно почувствовав что-то, оглянулась. Увидела огромного Влада поверженным и беспомощным, неуклюже пытающимся подняться на неверные еще ноги. Попытки были малоуспешными, ведь проклятая трость при падении отлетела в сторону. Вся ярость и злость улетучились, уступив место жалости. Вернулась, помогла немощному подняться на ноги, подняла вычурную трость:
— Держи. Что с тобой, ты совсем не можешь ходить? — спросила вроде участливо, но довольно прохладно, словно давая понять, что не намерена прощать обидчика.
— Немножко могу…
Владу было стыдно. Стыдно за свою беспомощность, за зависимость от маленькой слабой женщины. За то, что обманул ее ожидания, в очередной раз предал… Бедная, вот ведь сколько бед выпало на ее бедную голову. Каково ей было пережить всю семью, похоронить всех троих… А он, вместо того, чтоб помочь ей, умчался в проклятущую командировку на свою голову. И, кто знает, может именно за это на него самого свалилась напасть с ногами? За то, что бросил Тамару в беде, не оказал помощи… Да полноте! Что он, обязан ей помогать?! Да с какой стати? У него своих проблем хватает! А от нее ему нужно одно — только тело. Тут она права. Вот поэтому он должен ее разжалобить, если другими способами не может добиться близости с ней. А сейчас он действительно не может взять ее даже силой. Вот ведь сколько лет делал с ней, что хотел, не прислушиваясь к ее отказам, а теперь надо изыскивать иные способы…
— Я же говорю — я не мог тебе помочь. Во-первых, меня отправили в срочную командировку на следующий же день после нашего с тобой последнего разговора. Я даже позвонить тебе не успел, чтобы предупредить. Я пытался, но никто не брал трубку. А потом и сам попал в аварию, три месяца пролежал в больнице во Владивостоке, даже с кровати вставать не мог…
Про аварию он давно придумал. Ну не рассказывать же ей, как из-за внезапно вернувшегося мужа залетной подружки пришлось прыгать со второго этажа! Нет, надо как-нибудь пожальчее, чтобы не только простила, но еще и сама прощения просила за то, что не помогла…