...Не повод для знакомства

Сашка делал вид, что не замечает ее навязчивых виражей вокруг его персоны, старательно уткнувшись взглядом в очередную книгу. Продефилировав несколько раз мимо хозяина и не дождавшись желанной реакции, Ксюта обращалась к нему с каким-нибудь незамысловатым вопросом типа "А что й то Вы читаете, Александр Филиппович? Наверное, сильно книжка интересная?". Аметиста слегка подташнивало от запаха дешевой туалетной воды "а-ля франсе", от всего ее нелепого вида, от примитивного заигрывания. И если раньше она периодически возбуждала в нем некоторые желания своим крепким, пахнущим мылом телом, то теперь, похожая на ярмарочную зазывалу, скорее отталкивала от себя его взор, вызывая стойкое отвращение. Он уже давно жалел, что в минуту слабости, когда узнал об ее интересном положении, пообещал, что не будет возражать против дальнейшего ее пребывания в своем доме. Тогда он мало думал о будущем, больше заботясь о том, как в данный момент избежать сложностей из-за возможного появления нежеланного наследника. В тот момент он мог ей наобещать много чего, лишь бы решить проблему. В глубине души-то он надеялся, что после аборта Ксюте самой не захочется оставаться у обманувшего ее многообещающие планы хозяина. Ан нет, его надежды не сбылись. Больше того, похоже, ситуация вообще выходила из-под контроля. Хотелось отправить ее восвояси, не видеть и не вспоминать о ее существовании. Да неудобно было нарушать данное слово…

Домой идти не хотелось. В кабак — тоже… Аметист до позднего вечера сидел в рабочем кабинете, тупо раскладывая пасьянс на мониторе компьютера. Игра ему совсем не нравилась, скорее раздражала своим однообразием, зато хорошо отвлекала от мрачных мыслей.

Сашка никогда в жизни не задумывался о самоубийстве. Нет, зачем же столь уж радикально решать проблемы? Он слишком любил себя и жизнь, чтобы поступать так неразумно с собственным телом. И, наверное, душой. Ведь есть же кто-то или что-то, управляющее этим миром извне? И не может быть, чтобы со смертью тела все прекращалось. Не может быть, чтобы там был просто мрак! Несмотря ни на что, Санька оставался непримиримым оптимистом.

А уж коли он оптимист, он должен найти выход из любого тупика. Все надоело — это плохо. Жизнь не радует — еще хуже. Надо что-то делать, надо на что-то решаться…

Что его беспокоит больше всего? По крайней мере в сей момент? На этот вопрос ответить нетрудно: Ксюта. Ксюта — номер один по доставлению ему неприятных ощущений. Он оказался ее заложником в собственном доме. А дамочка, похоже, наглеет… Если раньше, походив вокруг него кругами, несолоно хлебавши возвращалась в свою конуру, то последнее время так и норовит коснуться хозяина крутым бедром, или положить свою большую грубую, неухоженную ладонь с обломанными ногтями поверх изнеженной, наманикюренной Сашкиной ручки. То ли денег еще хочет, то ли вдруг после аборта в ней таки проснулась чувственность — так или иначе, но видеть сию барышню в своем доме ему категорически не хотелось. В то же время, Сашка не любил нарушать данное слово. Как быть?

Ладно, пока отложим номер один в сторону. Что у нас на второе? Что еще так беспокоит Аметиста, не отпуская чувства тревоги ни днем, ни ночью?

Неудовлетворенность. Хроническая неудовлетворенность. Собою, жизнью, женщинами… Третье, пожалуй, самое тревожное. А первое и второе — лишь производные от него. Итак, "Шер ше ля фам", как говорят французы. Ищите женщину, господа… все зло мира — в ней… И радость, счастье, наслаждение — там же. Ищите женщину…

Какую? Ту. Ту, которая даст радость, счастье, наслаждение и похоронит все зло мира… Вот кто ему нужен. Иными словами, ему нужна Тома. Та ничем не примечательная шлюшка, которая привела к краху его первой семьи. Та, из-за воспоминаний о которой он чуть не стал импотентом во время второго брака. Та, о которой он думает ежеминутно после третьего в своей жизни развода… Та, без которой ему уже не познать радости бытия… Наконец, та, которая должна стать его четвертой и последней женой. Первые три были ошибками молодости, своеобразными репетициями перед настоящим браком.

К черту. Все к черту! Бестолковые разглагольствования о том, имеет ли он право ворваться в ее жизнь теперь, спустя почти уж десять лет после случайного постельного романчика, прервавшегося внезапно, без прощаний, слез или хотя бы дружеских рукопожатий. К черту нравственные рассуждения о невозможности разбивания чужой семьи — она-то его первую семью разбила! Пусть не желая того, даже не ведая о том, что он женат, но именно она разбила их шестилетний брак с Ольгой! Так почему он должен придерживаться этических норм морали и молча страдать ради неизвестного мужика, которому и так уже выпало на долю счастье обладать ТАКОЙ женщиной?! А может, тот мужик даже и не догадывается о том, каким сокровищем обладает? Да к черту его!