Не повторяется такое никогда!

А потом было несколько часов интереснейшего общения с мастистыми композиторами и поэтами. Выжали они меня досуха, но мне только на пользу. Песня «День Победы» понравилась всем и хоть они и попытались немного переделать и слова и музыку, но большую часть я отстоял, как мой дед Сталинград, хотя песня и стала в результате немного другой, но на мой взгляд только лучше и это главное. Затем уже я настаивал на соавторстве и этот раунд остался за мной, хоть я и понимаю, что мне просто сделали одолжение. Потом мы общались, пели, играли, спорили и опять пели и играли. В итоге все остались довольны и я и мастистые и заслуженные деятели искусств и мама Галя и моя счастливая Виктория. И это самое главное, все эти четыре часа и мама Галя и Вика молча и внимательно наблюдали за всем что происходит, слегка ошалевшими глазами. Я сразу поставил себя заявив, что выражений типа малатой человек и мой юный друг непотерплю! Только взаимное уважение всех и разговор хоть и не на равных, но без унижений и подначек иначе я ухожу и всё! Пусть и грубо, но сразу сняло все иллюзии и непонятки. Нравоучений мне и на комсомольских собраниях хватает. А потом я их просто ошеломил разнообразием жанров, стилей и манерой исполнения песен. Такого они точно раньше не слышали, а я просто был собой и ни под кого не подстраивался. Надо было видеть их глаза, когда я играючи, рвал все шаблоны и правила. Думаю они ещё пару часов будут меня обсуждать после моего ухода, да и в себя приходить пару недель точно, ведь я открыл им новые, безграничные горизонты творчества.

А потом меня повезли на Красную площадь, ну не говорить же им, что я тут был сотню раз, а может и больше? Пришлось ходить с восторженными глазами и видом ошалевшего провинциала, напевая про себя песню Малежика:

— Провинци Алка, провинци Алка!

Вот и я, провинци — Дрюшка! Бессовестная хрюшка!

Потом мы поехали домой к Виктории и общались уже там с мамой Галей и бабушкой Вики. Леонид Ильич не приехал ночевать, что-то важное случилось на работе и все мы рано улеглись спать. Меня снова положили в зале и снова ночью ко мне приползла Вика. Только бы бабушка не услышала, думал я, в очередной раз тыкая раскричавшуюся Вику головой в подушку.

Эх, житие мое!

Глава 19

Москва. Переделкино.

— Значит всё серьёзно? — смотрел Леонид Ильич Брежнев на начальника охраны Виктории, куратора Андрея и начальника охраны своей дочери Галины.

— Так точно Леонид Ильич! — ответил Григорий, начальник охраны Галины Леонидовны — Все кто разговаривали с ним отмечают его порывистость и эмоциональность при разговоре. Видно, что он душой болеет и переживает так, словно действительно сам всё пережил и видел лично. Илья Петрович Громов, заместитель директора завода Строймаш заметил, что когда Андрей рассказывал про расчленённых детей и о сдаче их на органы, в его глазах стояли слёзы и глаза были такие, что он сразу поверил ему. О таком, так не врут и потом, он был готов рвать врагов голыми руками. Илья Петрович бывший следователь Смерш и знает о чём говорит. Также он отметил, что Андрей вполне понимает всю смертельную опасность затеянного им дела, но отступать не будет, он сказал лучше сдохнет с высоко поднятой головой, чем встанет перед врагами на колени и даст им завершить их грязное дело. Он полностью предан СССР и советскому народу и не представляет другого строя в стране. Он категорически против капитализма и западных ценностей, хотя и упрекает наших чиновников и бюрократов, ругается на их вседозволенность и жадность, хамство и лицемерие.

— Значит он знал, кто такая Виктория? — задумчиво посмотрел он на Григория.

— Со слов Ильи Петровича, знал! — кивнул тот — Он дал ей не очень лестную оценку! — тут он замялся.

— Говори как есть! — строго глянул на него Брежнев — Не до сантиментов!

— Он сказал, та ещё штучка! Просрали на пару с мамочкой всё наследство, спились, сбомжевались. Виктория сдала мать в дурдом и свою дочь тоже. Пила, шлялась, нигде не работала, жила по подвалам с кем попало. В итоге умерла от рака никому ненужной и всеми забытой, как и ваша дочь Галина! — ответил Григорий и опустил глаза.

— Вот ведь бля…во! — подскочил Брежнев и нервно заходил по кабинету — Ну как так-то? Ведь всё для них? Дуры набитые, ну устрою я им курорт!

— Разрешите Леонид Ильич? — шагнул вперёд куратор Андрея.

— Говорите! — сел Брежнев обратно за стол, нервно сцепив руки.

— Андрей предполагал наш разговор и попросил меня передать вам лично в руки вот это письмо. О чём оно я не знаю, но написал его он на моих глазах. Вот прочтите! — протянул он конверт Брежневу.

Все посмотрели на него удивлённо.

— Он сказал это всё объяснит товарищу Брежневу? — не растерялся куратор.

— Хорошо! — кивнул Брежнев — Давайте письмо и обождите в коридоре!

Когда все вышли он вскрыл конверт и ушёл в чтение.

В коридоре.

— Ты что творишь? — накинулся на куратора Андрея начальник охраны Галины Брежневой Григорий.