Не повторяется такое никогда!

Когда мы пели последнюю песню из одобренного репертуара, в зал зашла группа людей начальствующего состава, а именно: товарищ второй председатель областного обкома партии, на днях должный стать первым, с ним свора партработников и несравненная Валентина Васильевна. Первый секретарь обкома комсомола со своей бандой, короче всё важные товарищи. К ним чуть ли не подбежал товарищ из худсовета и что-то важно зашептал, затем они подозвали Евгения и судя по его округляющимся глазам и поникшей голове говорили о не очень приятном. Вот Евгений деревянной походкой подошёл к нам, грохнулся на сиденье рядом и растерянно посмотрел на меня.

— И сколько песен нам зарубили? — спокойно поинтересовался я.

— Шесть! — выдохнул он.

— Ясно! — кивнул я.

Грустно посмотрел на важных товарищей, на ребят из ансамбля и пожав плечами встал и пошёл собирать свои вещи. Нахрена я вообще во всё это ввязался? Работал себе спокойно на заводе, славы захотелось, известности? Не в этой жизни! Терпеть этот чиновничий беспредел я не буду, идите в жопу. Вот пусть ваш цензор и поёт за меня песни.

— Андрей, а ты куда? — окликнул меня Илья Петрович и все важные товарищи уставились на меня.

— Домой! — зло ответил я проходя мимо и не останавливаясь.

— Андрей, ты совершаешь ошибку! — попробовал остановить он меня — Ты дал нам слово!

— Слово? — я остановился, постоял пару секунд, затем прислонил гитары к сиденьям и подошёл к ним — О какой ошибке вы говорите? О каком слове?

— Ты дал нам слово, что проведёшь всё на высшем уровне! — ответил Илья Петрович — Твой уход сейчас, это трусость!

— Да! — согласно кивнул я — Я дал слово провести концерт на уровне, но я не давал слова на борьбу с тупостью, безграмотностью и лицемерием! Я не разрешал никому издеваться над своим творчеством, я не разрешал унижать меня прилюдно и обвинять в антисоветчине, вранье и желание оболгать страну, партию, комсомол и Советский народ. Кто дал право, вот этому «товарищу» с внешностью запойного алкоголика решать, какие песни нам комсомольцам, можно петь другим комсомольцам? Кто наделил его возможностью решать за нас, что можно слушать советским людям, а что нет? Какие из песен соответствуют аказанному мнэ високому таверию, а какие нет? — спародировал я Сталина — Кто? — оглядел я высокое начальство.

— Мне это право доверила наша коммунистическая партия! — пафосно ответил мятый, небритый, бомжеватый товарищ.

— А придти на прослушивание с похмелья вам тоже партия доверила? — зло взглянул я в глаза смутившемуся мужичку — Или может быть, это партия вам в карман чекушку положила?

— Какую чекушку? — подпрыгнул сдувшийся товарищ и важный музыкальный критик.

— Какую? — удивился уже я — А вот эту!

Молча, в тишине, прошёл на то место где сидел критик и достал засунутую между сидений бутылку. Ох, не зря я за ним подглядывал! Ох не зря!

— Это не моё! — взвизгнул он.

— Само выросло? — сделал я удивлённый вид.

— Не могу знать? — отвернулся критик.

— Значит само и кто же тот вредитель, что уничтожил великое открытие? — подозрительно оглядел я зал и остановил свой взгляд на критике.

— Какое открытие? — спросил улыбающийся Илья Петрович.

— Ну как-же? — сделал я растерянный вид — Оказывается от наших прекрасных песен и музыки, сами собой в зале вырастают чекушки с водкой! Это же какая радость нашим слушателям и прибыль государству? Пришли люди музыку послушать, а тут подарок, да ещё и бесплатно! Только сначала нужно было исследования провести, а то вдруг какой побочный эффект от музыкальной водки? — я посмотрел на красного критика — Хотя наверное уже не требуется, судя по всему наша водка вызывает зависть к чужому таланту и непреодолимое желание любым способом оболгать его! — под всеобщие смешки закончил я.

— Да товарищ Сидоров! — сказал второй, который скоро будет первым — Скомпрометировали вы себя по полной, а где же остальные товарищи из худсовета? — посмотрел он на критика, а тот отвёл глаза и залепетал какую то белиберду.

— Всё понятно! — скривился полу первый — Считаю критику худсовета не соответствующей действительности. Я беру ответственность на себя и утверждаю весь репертуар ансамбля!

— Я поддерживаю вас! — вмешался первый секретарь обкома комсомола — Тоже считаю все претензии худсовета придирками! Песни у ребят замечательные, мы тут всем комитетом слушали на магнитофоне и все в восторге! Ничего порочащего советский строй, комсомол или партию и страну мы не услышали. Я полностью доверяю и Сергею Сергеевичу и уж тем более, бывшему смершевцу Илье Петровичу! — кивнул он на товарищей — Ничего порочащего они бы не допустили!

— Тогда ребята репетируйте свои песни, встретимся на концерте! — улыбаясь объявил пока второй и начальство потянулось на выход — До свидания товарищи музыканты! — попрощались с нами и все удалились.

Илья Петрович показал мне на прощанье кулак, Сергей Сергеевич одобрительно кивнул, а Валентина одарила своим загадочным взглядом.

Я устало уселся на первое попавшееся сидение и вытянул ноги. Весь ансамбль тихо подтянулся ко мне и молча расселся вокруг.