Не повышай на меня голос, птичка (СИ)

— Вечером встретимся за ужином и все обсудим, — твердо произносит он, — а до этого тебя отвезут в мою клинику, и будь любезна, не создавай никому трудностей.

Айюб плавно поднимается с места и направляется на выход, а я так и остаюсь сидеть с застрявшим сердцем в горле. Едва проталкивая в легкие клочки воздуха. Мертв… Не укладывается в голове. Возможно, это отвратительно, но сколько бы не проклинала его, сколько бы не заставляла себя ненавидеть… где-то глубоко внутри тлел ветхий уголек надежды. Все это время наивная часть меня ждала, что Хаджиев появится и спасет. Выдернет из рук своего врага. Не даст погибнуть. Но он не пришел, позволив мне угаснуть. Растаять, как снежинка от случайного вздоха. И я не обязана оплакивать его. Да и не получается. Не ощущаю я должной боли. Нет этого раздирающего чувства утраты. Или я уже смирилась, что этот человек перестал существовать для меня в тот день как предал, или он просто жив.

Мои невеселые мысли прерывают вошедшие амбалы, а уже через час я сижу в белой палате. В частной клинике, где мне оказали полное обследование и немного привели в порядок: накормили, помогли принять душ и натянуть на себя чистую одежду.

Ощутив небольшой прилив сил, я заставляю себя подойти к зеркалу и встретиться в его отражении с незнакомой мне девушкой: впалые щеки, бледно серый цвет лица, на котором отчетливо сияют темные круги вокруг потускневших глаз. Я не узнаю себя. Кажется, что все это дерьмо происходит не со мной.

— Татьяна Владимировна, — позади меня раздается женский голос, поворачиваюсь и замечаю в дверях ванной комнаты медсестру. — Дмитрий Олегович ждет вас в палате.

Натянув на лицо вынужденную улыбку, я киваю ей в знак согласия.

Перед самым выходом я на мгновение бросаю на себя взгляд в зеркало, а потом медленно направляюсь обратно в палату.

— Татьяна, — мужчина в белом халате помогает мне прилечь на кушетку. — Я хочу поговорить на счет ваших анализов. Вам придется пройти период восстановления под наблюдением специалистов, потому что в вашем положении отпускать вас домой весьма опасно. Организм сильно ослаб и находится в критическом состоянии…

— Извините, — я прерываю доктора, — а в каком я положении?

Мужчина хмурит брови.

— Вы беременны.

Глава 38. Шесть недель

Сердце волнительно ухает. Беременна? Нет-нет-нет! Бред какой-то!

— В-вы уверены? — испуганно переспрашиваю я и тут же поднимаюсь. — Это же невозможно! Должно быть… — провожу ладонью по горлу, будто дышать резко становится тяжелее. Сглатываю. — Должно быть вы что-то перепутали…

Дмитрий Олегович цокает языком, качая головой.

— Идемте, — он протягивает мне руку, — сейчас сделаем для вашего успокоения УЗИ.

Дальше все как в тумане. Я следую по инерции за белым халатом. Забираюсь на кушетку. Развожу дрожащие ноги и вздрагиваю, когда в меня проникает прохладный предмет. Я настолько шокирована, что даже не нахожу место смущению, пока мужчина бережно орудует во мне какой то длинной штукой.

— … а вот и сам плод, — его голос словно прорывается сквозь толщу ваты и возвращает меня в реальность. — Срок у вас небольшой, всего шесть недель, но уже можно увидеть сердцебиение. А вот и оно, смотрите, — он наводит курсор на темное пятно.

Поднимаю голову и смотрю. Внимательно. Боюсь упустить хоть малейшее движение. Будто уже переживаю, что там пусто. И все ненужные мысли разом вылетают из головы, когда я вижу, как на экране пульсирует крохотная точка. С каждой секундой уничтожая все мои сомнения. Их больше нет. Я беременна.

Господи, маленький, как же так? Шесть недель…

Прикрываю глаза и сглатываю горечь во рту. Шесть недель, пока я находилась в аду во мне зрел плод. Качаю головой, все еще шокированная происходящим.

Как же ты выжил, малыш? Что нам теперь с тобой делать?

В носу щиплет, а в горле нарастает болезненный ком. Боже, какой кошмар… я зарываюсь лицом в ладони и начинаю рыдать, вынуждая врача прервать узи.

Хаджиев ведь вышел тогда из меня. Вышел же? Неужели он не успел? Чертов мерзавец! Как же так? Я не хочу всего этого. Не хочу родить малыша в этом аду. Не хочу, чтобы маленькое беззащитное и ни в чем неповинное дитя подвергалось опасности вместе со мной.

— Доктор… — всхлипываю и убираю ладони от лица, пытаясь разглядеть мужчину сквозь завесу слез. — Нельзя… Я не могу позволить родиться этому ребенку… Я…

Хочу сказать ужасное слово аборт, но язык не поворачивается.

Внезапно из памяти всплывают грубости, которые я слышала в детстве от родной матери. Они как удары электрического тока, безжалостно хлещут меня: «Лучше бы я сделала аборт», «Чтоб ты сдохла, мелкая дрянь», пока не раздается громкий бас…

— Тебе никто и не позволит его оставить.

Вздрагиваю, замечая нагло стоящего на пороге Айюба, и тут же свожу ноги. Ублюдок бесцеремонно пялился прямо туда.

— Выйди! — шиплю на него, но получаю совершенно противоположное и он лениво шагает прямо ко мне.

— Мне выродок Хаджиева нахер не нужен.