Проклятье. Во рту все пересохло и я беспомощно хватаю им воздух.
Нет. Сейчас я не чувствую себя вещью и от этого злюсь еще больше. Вот только пока вытащить из себя нарастающий клубок раздражения не хватает сил. Потому что возбуждение оказывается коварнее, а любопытство лишь усиливает действие первого. Я хочу узнать этого нового Хаджиева. Мои чувства к нему напоминают русскую рулетку. И он нажимает на спусковой крючок, отодвинув трусики в сторону и проникнув в меня пальцем.
Черт бы его побрал…
Дыхание перехватывает и я выгибаюсь, открывая рот, но не могу произнести и слова. Мое тело напряжено до предела. Оно уже умоляет о наслаждении, и Хаджиев это знает.
Сейчас он показывает то, как умело управляет мной, не применяя своей силы в полной мере.
Самоуверенный сукин сын.
Внизу все горит, и это безумное чувство лишает возможности думать. Соображать вообще в данный момент абсолютно невыполнимая задача. Тем более, когда мужские пальцы скользят вдоль складок, где уже до неприличия мокро.
— Сколько их? — незнаю зачем, но я должна это спросить. — Скольких ты трахаешь помимо своей чистенькой невесты?
Хаджиев замирает, с подозрением подняв на меня глаза.
— О, только не говори, что у тебя не было других баб!
— Конечно были. И не одна.
— Какой же ты мерзавец! — впиваюсь в его кисти рук ногтями. — Пусти!
Марат резко поднимается во весь рост и грубо обхватывает мое лицо, опаляя губы горячим дыханием.
— Конечно у меня было много женщин, Тата, и с каждой у меня был отличный секс, — зло скалится он. — Но ни к одной из них я не хотел вернуться, понимаешь? — он встряхивает меня, как глупую девчонку.
Внутри все сжимается, и я ощущаю, как предательски вспыхивают мои щеки, но отвернуться мне не позволяет его крепкая хватка.
— Мне все равно! — изо всех стараюсь сделать свой голос ровным, глядя на его суровое лицо.
Я не должна верить, это всего лишь слова, он играет со мной.
— Ты моя, Тата, — его голос теплеет, а большие пальцы начинают поглаживать скулы, но я не позволю ему запудрить мне мозги.
— Пошел ты нахрен, не смей прикасаться, — я замахиваюсь, чтобы ударить, но он резким движением перехватывает мне руки и тут же заводит их мне за спину. Ублюдок!
— Успокойся, — дергает на себя, не зло, а так, что я чувствую его потребность во мне. — Ни одна из них не удовлетворяла меня так, как это делаешь ты.
Я стискиваю челюсть и хмурю брови, старательно игнорируя как по бедрам пробегают мурашки.
— И дело не только в сексе.
— И ты наверное думаешь, что я после этих слов запрыгну на твой член?
Он издает короткий смешок. Господи, кто этот мужчина?
— Мне становится скучно, птичка. Может, уже хватит? Ты ведь знаешь, что кончишь сегодня на моем члене.
— Вот это самомнение! — рычу прямо ему в губы и замечаю, как их уголок дергается в подобии улыбки.
— Хочу попробовать тебя на вкус, — хрипит, низким от возбуждения голосом, а у самого в глазах бесы пляшут.
— Ч-что… Ты оглох? Катись к черту!
Хаджиев выпускает мои руки из захвата и, не позволяя мне оправиться, одним движением избавляется от трусиков.
Изо рта вырывается звонкий вскрик, когда кожа, где секунду назад врезались ленты, вспыхивает огнем. Замечаю, как на мгновение он замирает жадным взглядом на самом сокровенном месте, сжимая ладонью свой выпирающий стояк.
— Ты думала обо мне? — подхватывает под попку и усаживает меня на стол, тут же рассталкивая мои ноги своими бедрами, а после уверенно касается пальцами чувственных складок.
Ахаю и глотаю стон. Хрен ему.
— Думать о тебе будет твоя женушка, — нахожу в себе силы съязвить.
— Не ревнуй, птичка, — кусает кожу на шее и я выгибаюсь как от удара плетью.
Господи, ну почему этот мужчина такой… Будь он проклят!
— Отвали, — едва слышно слетает с моих губ и я слабо дергаюсь, что вызывает очередной смешок этого мерзавца.
— Мне нравится, что ты становишься смелее рядом со мной.
Но он снова выбивает все мысли из головы, царапая кожу жесткой щетиной и опаляя горячим дыханием. Черт возьми… Я крепко зажмуриваюсь, ощущая, как от его умелых прикосновений скручивает низ живота, и сдерживаю себя из последних сил, чтобы не рассыпаться на фейерверк из стонов.
Его губы находят мое ухо, прежде чем гортанный рык обжигает его:
— Я слишком долго сопротивлялся тебе, но какого черта я делаю, когда у меня есть это?
Хаджиев толкает меня рукой, вынуждая лечь на спину и тут же накрывает мой клитор горячим ртом.
— Господи… — вырывается из груди, прежде чем я закатываю глаза от торнадо чувств, которые накрывают меня острым наслаждением.
Внезапно Хаджиев отстраняется и нависает надо мной, такой мускулистый и опасный. Рывком он притягивает меня за шею к своему лицу.
— Я хочу, чтобы ты стонала мое имя, — требовательно произносит он хриплым голосом.
— Пошел ты, — тихо выдыхаю я, облизываясь опьяненная происходящим.