Не повышай на меня голос, птичка

— С меня хватит, — бурчу себе под нос, поправляя пиджак, а потом добавляю более громко: — Хаджиев, машину останови!

Медленно и шумно выдохнув воздух, он все-таки убирает телефон во внутренний карман пиджака и теперь переключает все свое хищное внимание на меня, нагло вылизывая голодным взглядом мое тело. И в этот момент Хаджиев выглядит весьма недружелюбным. Напротив. Он кажется опасным. Не стоило испытывать это синеглазое чудовище. Но у меня нет точного понимания, как действовать, потому что все эмоции накалены до предела. Я растеряна и до сих пор слабо верю, что сейчас сижу с ним в одном салоне дорогого автомобиля.

— Мы едем ко мне домой. Еще вопросы? — грубовато интересуется он, располагая мощную руку на спинке сиденья, будто приглашая «повеселиться» с ним в одной компании. Только вот я совершенно не рада его компании и сильнее вжимаюсь в боковую дверь.

— К тебе у меня нет ни единого вопроса, — вздергиваю подбородок в попытке обмануть этого зверя, демонстрируя, что меня не волнует его близость. — Более того, у меня есть свой дом, в котором меня ждут муж и сын.

Марат цокает языком и качает головой.

— Забавно, что ты так в этом уверена, но мне придется тебя разочаровать. Дом Шабазова сгорел, тебя никто там не ждет.

За жалкое мгновение воздух из легких исчезает, а пульс учащается, позволяя страху с космической скоростью материализоваться в голове, пока внезапно в памяти не всплывает его угроза…

— Ч-что происходит? — сглатываю ком в горле, теряя дыхание. — Где мой сын?! — голос срывается, у меня больше нет сил держать марку. Ублюдок давит на больное.

— С твоим отпрыском все нормально. Кстати, как поживает Тимур? — равнодушно продолжает издеваться надо мной, а я вновь испытываю дикую потребность почесать об его щеку ладонь. И не один раз.

— Закрой рот, Хаджиев! И больше не смей так называть моего ребенка! И жизнь Тимура тебя никак не касается!

— Не повышай голос, Тата. Если не хочешь моей грубости, на которую скоро нарвешься.

В глазах и носу начинает печь, но я заставляю себя проглотить горечь слез. Умоляю себя собраться. Потому что кричать, рыдать или пытаться достучаться до его человечности мне не под силу. Это не вариант.

— Прости, этого больше не повторится, — с трудом выталкиваю из себя извинения, которых этот подонок ни капли не заслуживает, и опускаю на колени влажные от холодного пота ладони. — Прошу, скажи, где мой сын?

— С ним все нормально. Скоро сама в этом убедишься. Мои люди уже перевезли все твои вещи.

Зажмуриваюсь, находясь в полной растерянности. Что он задумал? Какого черта этот ублюдок снова ломает мне жизнь?

— Айюб мертв? — спрашиваю тихо, хотя ответ очевиден, после чего отворачиваюсь к окну.

Мне просто нужно как можно меньше смотреть на Хаджиева. И не позволять ему видеть, как легко он может причинять мне боль.

Не смотреть. Так легче. Не видеть в его синих глазах холода и презрения, которые я сейчас отчетливо ощущаю на себе.

— Переживаешь? — его голос твердый, как осколок бездушного льда.

Поворачиваюсь и впиваюсь в него взглядом, метая молнии ненависти.

Не надолго меня хватило. Я слишком ошеломлена происходящим.

— А стоит? — уголки моих губ нервно дергаются.

— Если тебе дорога жизнь этого ублюдка, — да.

— Так уж вышло, что этот ублюдок мой муж. Да, я волнуюсь.

Я знаю, что это выведет его из себя, но почему-то мне все равно. Я тоже имею право причинять ему боль. И причиняю. Глаза Хаджиева стремительно темнеют, взгляд становится сердитым и пугающе пустым, а улыбка — жестокой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Это поправимо.

И все. Одна фраза и я размазана под его ботинками, словно жалкое насекомое, не имеющее право выбора.

— Господи, когда же весь этот ад закончится, — шепчу едва слышно и ударяюсь затылком о подголовник, прикрывая глаза, чтобы сдержать слезы безысходности.

Я снова превращаюсь в безвольную куклу, которую Хаджиев подчиняет себе, будто кукловод послушную марионетку. Дергает за ниточки, заставляя играть по его правилам.

Теперь снова буду Хаджиевой? Поселюсь в доме с его же невестой? Женой?

Интересно, женился ли он на ней или новую нашел? Наверное за четыре года многое могло измениться. Не каждая выдержит такого бездушного тирана. А мне вот снова предстоит через это пройти. И кажется, на этот раз все будет гораздо сложнее.

Голова начинает кружиться с такой силой, что к горлу подкатывает комок желчи. Слишком много всего сразу обрушилось на меня.

— Останови, пожалуйста, машину, мне нужно подышать. — Не получив ответа, я поворачиваюсь и встречаюсь с пристальным взглядом Хаджиева, готовая развалиться прямо перед ним. — Не переживай, убегать не буду, у тебя мой ребенок.

Марат кривит губы в подобии улыбки, но все же на чужом мне языке отдает приказ водителю, после чего машина останавливается на лесной дороге.

Ничего больше не сказав, я вылезаю из салона и на ватных ногах отхожу на пару метров от автомобиля, чтобы дать волю слезам.