Не позднее полуночи

– У них там совещание. Если пойти в соседнюю комнату и приложить ухо к замочной скважине, то, пожалуй, можно будет кое-что уловить. В конце концов, ведь это же ваш дом.

– Фу, – брезгливо произнес Вульф и закрыл глаза.

Я позволил себе широко зевнуть, потом потянулся и посмотрел на часы. Было без двадцати семь.

За сегодняшний день это было уже второе долгое ожидание. Без пятнадцати семь я включил радио, чтобы узнать, как «Гиганты» сыграли с «Филлисами», но и тут не услышал ничего утешительного. Хорошо было бы, конечно, как-нибудь пробраться на кухню и подкрепиться стаканом молока, ведь ужин обещал оказаться весьма поздним, но единственный путь туда лежал через прихожую, а мне совсем не хотелось мешать совещанию. Без пяти семь я напомнил Вульфу, что с минуты на минуту ожидается появление Гарольда Роллинса, но он в ответ только кивнул, даже не открывая глаз. В семь ноль две в дверь позвонили, и я вышел из кабинета.

Они все еще жужжали под вешалкой, но при моем появлении рой сразу же распался: они обернулись, и я увидел их лица.

На крыльце стоял высокий худой мужчина. Я прошел мимо группы под вешалкой, открыл дверь и сказал:

– Мистер Роллинс? Проходите.

Вообще-то лично у меня была мысль поместить Роллинса в соседнюю комнату и продержать его там, пока не закончится совещание и нам не объявят его результаты. Но если бы Вульф хотел, он бы сам мне об этом сказал, у меня же не было никакого желания вступать в противоречие с его «я», пока оно не угрожает моему. Так что я принял у Роллинса пальто и шляпу и провел его прямо в кабинет. Я уже вошел вслед за ним и закрывал за собой дверь, когда послышался голос Сьюзен:

– Мистер Гудвин!

Я толкнул дверь назад и вышел в прихожую. Когда я приблизился к мисс Тешер, она спросила:

– Это ведь один из них? Тот, которого зовут Роллинс?

– Совершенно верно. Гарольд Роллинс из Берлингтона, штат Айова, профессор истории Бемисского колледжа.

Сьюзен взглянула на своих дружков. Их головы слегка повернулись влево и вновь вернулись в исходное положение. Она посмотрела на меня:

– Мистер Вульф спрашивал, не хочу ли я как-то прокомментировать то, что он рассказал мне про мисс Фрейзи. Он поинтересовался, не считаю ли я, что здесь есть о чем поговорить. Так вот, в данный момент я ничего комментировать не буду, но обязательно сделаю это позже. Было бы просто оскорбительно ждать…

Кнудсен поспешно дернул ее за рукав, и она замолчала. Потом она гневно стрельнула глазами в его сторону и по-ястребиному резко повернула голову в мою.

– Прямо сейчас я не буду ничего комментировать, – почти провизжала она и потянулась к вешалке за пальто. То же самое сделали одновременно с ней и мужчины.

– Я, конечно, прошу прощения, джентльмены, – проговорил я как можно дружелюбнее, – но моя бабушка, которая жила в Огайо, любила спрашивать, не проглотил ли я язык. Помнится, в детстве меня это всегда очень удивляло. А сейчас думаю: может, с вами как раз и произошло такое несчастье?

В ответ – по-прежнему тишина. Я сдался, открыл дверь и выпустил гостей на улицу.

Глава восьмая

Вернувшись в кабинет, я, не подходя к своему столу, сразу же занялся освещением. В кабинете было восемь осветительных средств различного вида и назначения. Одна лампа была вделана в потолок: огромная, перехваченная обручем алебастровая чаша восточного происхождения, которая включалась настенным выключателем. Вторая размещалась на стене прямо за креслом Вульфа, третья стояла на его столе, четвертая – на моем, пятая призвана была освещать наш большой глобус, и еще три лампы предназначались специально для освещения книжных полок. Та, что размещалась на столе Вульфа, была зарезервирована исключительно для деловых занятий – таких, как, например, разгадывание кроссвордов. Лампа на стене за его спиной служила для чтения. Все остальные мне, идя навстречу пожеланиям Вульфа, надлежало держать включенными одновременно. Обойдя все выключатели, я взял свою записную книжку и удостоил взглядом Роллинса.

– Они ушли? – спросил Вульф.

– Да, сэр. Не пожелав ничего комментировать.

Роллинс непринужденно, будто у себя дома, развалился в нашем просторном красном кресле, хотя, честно говоря, ему за глаза хватило бы и кресла вдвое меньше. При этом он, в отличие от Кэрол Уилок, отнюдь не производил впечатления человека, страдающего от недоедания, – его тело выглядело вполне здоровым. На лице при беглом осмотре можно было заметить только широкий подвижный рот да очки в массивной темной оправе. Правда, если хорошенько приглядеться, можно было рассмотреть еще нос и подбородок, но для этого уже следовало как следует сконцентрироваться.

Конечно, при таких очках трудно что-нибудь утверждать наверняка, но мне показалось, что Роллинс ответил на мой взгляд.

– Вас ведь зовут Гудвин, не так ли? – спросил он.

Я признался, что это действительно так.