— Я тоже, только у нас их нет или, во всяком случае, чертовски мало. Пока что никаких отпечатков пальцев, которые могли бы помочь нам в расследовании, никаких улик на месте преступления, ничего интересного в бумагах или вещах, никто не видел в доме никаких подозрительных посторонних, никаких телефонных звонков по этому номеру из гостиницы и так далее по всем другим вопросам… Впрочем, вы уже об этом и сами догадались. Ведь если бы обычный ход расследования дал бы нам какие-то конкретные результаты, я бы не был здесь и не стал бы отрывать вас от работы.
— Ваши методы расследования безукоризненны, — вежливо изрек Вульф.
— Премного благодарен. Что касается алиби, то полностью ни у кого его нет. Выйти и войти в большую гостиницу так, чтобы вас никто не заметил, не такая уж проблема, особенно если у вас есть на то веские причины. Эта женщина, Тешер, уверяет, что сразу же после встречи пошла в библиотеку какой-то своей подруги и проработала там над конкурсными стихами вплоть до четырех часов утра, но в комнате никого с ней не было, а в доме все спали. И тут возникает вопрос, который действительно привел меня к вам, — главный вопрос. Мы выяснили, что во всем городе найдется не так уж мало людей, которые могли иметь что-то против Далманна: три-четыре женщины по мотивам личного характера, трое-четверо мужчин, тоже по личным причинам, и несколько человек обоего пола по причинам делового характера. В том числе кое-кто из его ближайших сотрудников по бизнесу. Мы, конечно, их ищем, проверяем, где они были прошлой ночью, и так далее, но тот факт, что взят был только один бумажник и больше ничего, может означать, что все это просто пустая трата времени и таланта. Ведь денег в бумажнике не было, он держал их в другом кармане. В бумажнике он хранил в основном визитные карточки, водительское удостоверение и тому подобное.
Упоминание о кармане будто бы навело его на какую-то мысль. Он залез в свой нагрудный карман, вынул оттуда сигару и зажал её между пальцами.
— Так вот, — проговорил он, — я и думаю, что вы могли бы ответить нам на один вопрос. А теперь, когда я знаю, что именно интересует лично вас, я надеюсь на это еще больше, чем раньше. Ради бумажника его убили или нет? Если это так, то убил его один из конкурсантов, и мы можем, во всяком случае сейчас, пока забыть обо всех остальных. Но это все упирается в конкурс, вы же, как я уже говорил, находитесь в их лагере. Нет, я не прошу у вас записей Гудвина о ваших беседах с клиентами и с этим адвокатом. Я только хочу узнать ваше мнение, считаете ли вы, что его убили ради бумажника?
— Повторяю вам, мистер Кремер, я не занимаюсь расследованием этого убийства.
— А кто, черт возьми, говорит, что занимаетесь?! Ну, как вы еще хотите, чтобы я сформулировал вопрос?
Вульф поднял и опустил плечи.
— В сущности, это не имеет значения. Вас ведь интересует только мое мнение. Я сильно склонен полагать, что ваш человек, то есть убийца, и мой человек, то есть вор, одно и то же лицо. Отсюда, казалось бы, следует утвердительный ответ на ваш вопрос. Вас это устраивает?
Судя по выражению лица Кремера, его это явно не устраивало.
— Мне не нравится это ваше «сильно склонен полагать», — возразил он. — Вы чертовски хорошо знаете, что я имею в виду. И еще этот фокус с доверительными отношениями. Скажите, почему все это не могло происходить примерно так: после встречи вчера вечером сотрудники Далманна обсудили все между собой и решили, что ему опасно оставлять этот листок в своем бумажнике; тогда кто-то из них отправился к нему, чтобы взять его или уничтожить. Когда он явился туда, дверь была не заперта, он вошел и обнаружил на полу Далманна, мертвого. Он вытащил у него из кармана бумажник и тут же смылся. Только не спрашивайте у меня, почему он не сообщил об этом в полицию, задайте лучше этот вопрос ему самому, он мог думать, что попадет под подозрение. Так или иначе, он этого не сделал, но, конечно, все рассказал своим компаньонам, после чего они все вместе кинулись к своему адвокату и сообщили обо всем ему, а потом, обсудив все между собой, решили обратиться к вам.
— С какой целью?
— Чтобы найти способ выйти из положения так, чтобы этот конкурс не поднял на воздух всю их лавочку. Ведь конкурсанты обязательно узнают не только об убийстве Далманна, но также и об исчезновении бумажника, и начнут подозревать друг друга в использовании готовых ответов, и вот тут-то и начнется настоящий цирк. Но я вовсе не собираюсь влезать во все эти дела, это уж их проблемы — и ваши. Моя проблема здесь заключается в том, что если все произошло именно так, как я только что сказал, то конкурсанты вовсе не моя забота, потому что в таком случае его убили не ради бумажника. А вы можете указать мне причину, по которой все не могло происходить именно так?
— Нет, сэр.
— Сюда неплохо ложится и этот адвокатский трюк, насчет того, что все, что бы он вам ни сказал, носит доверительный характер. Что, разве не так?